Император Пограничья 13 - Евгений И. Астахов
Ермаков, несмотря на отравление, которое его дар Соматоманта всё ещё нейтрализовывал, дёрнулся к Раисе. Левая нога едва не подогнулась, когда сломанную щиколотку пронзило жгучей болью. Мышцы, которые он магически сжал вокруг перелома, создавая естественную шину, начали отказывать от перенапряжения. Дмитрий стиснул зубы и заковылял вперёд, подволакивая конечность. Марина отступила в сторону, давая ему место, и Ермаков взвалил Раису на плечо. Кровь тенеброманта мгновенно залила его панцирь из Костедрева, тёплая и липкая.
— Держись! Держись, мать твою! — прорычал боец сквозь зубы, начиная двигаться прочь с поля боя. — Только попробуй сдохнуть, только, сука, попробуй! — в его голосе звучало искренняя тревога.
Игнат Молотов подхватил пошатывающуюся Марину под локоть. В бедре снайпера торчал острый осколок от разорвавшегося снаряда — кусок металла длиной с палец, вошедший под углом. Кровь пропитывала штанину, но это ранение меркло рядом со страшным глубоким порезом на боку, который Соколова пыталась обработать на ходу. Пальцы её дрожали от кровопотери, но медик методично извлекала из подсумка пузырёк с алхимическим составом.
Марья Брагина, стиснув зубы от боли, успела подхватить тело самого мелкого из убитых вражеских бойцов вместе с его оружием. Труп в чёрной униформе и маске-черепе был тяжёлым, но снайпер упрямо тащила его на плече, не обращая внимания на кровь, пропитывающую её одежду. Он мог принести пользу Угрюму. Его стоило сохранить для изучения. А ещё он мог послужить неплохим мёртвым щитом.
Осколок снаряда полоснул Железнякова по плечу — неглубокая рана, но кровь мгновенно пропитала ткань. Журавлёву пуля оцарапала скулу, оставив тонкую красную линию. Молотов охнул, когда осколок впился в икроножную мышцу. Ермаков получил касательное ранение в предплечье — пуля прошла, лишь содрав кожу. К концу боя всех покрыли грязь и кровь — невозможно было отличить своих от чужих в этом месиве.
Железняков пытался поднять Каменева, но тот хрипел, хватая ртом воздух, который не мог попасть в пробитые лёгкие:
— Оставь… скажи детям…
Всеволод сжимал в окровавленной ладони медальон с портретами жены и детей. Металл оставлял красные отпечатки на его коже. Глаза умирающего мутнели, но он продолжал шептать:
— Скажи им… я защищал…
Железняков упрямо подхватил товарища под мышки. Каменев ощущался дико тяжёлым — даже усиленная программой Зарецкого сила с трудом справлялась с мёртвым весом на фоне многочисленных ран и кроповопотери. Но Емельян тащил умирающего, не обращая внимания на протесты. Его лицо, изрезанное шрамами, исказилось от напряжения, но он не бросил товарища. Не бросал. Никогда.
Взгляд Каменева остекленел. Губы шевельнулись в последний раз, но звука уже не было. Железняков почувствовал, как тело обмякло, превратившись в безжизненный груз. Он остановился на секунду, закрыл товарищу глаза, но оставить не мог. Упрямо поправил мёртвого соратника на плече и побежал дальше.
Севастьян Журавлёв, хромая на повреждённое колено и рыча от боли, коснулся на шее амулет связи — небольшой кристалл на плоской подложке, и торопливо произнёс:
— Воевода! Требуется немедленная эвакуация! Двое трёхсотых, тяжёлые! Один двухсотый! Координаты прежние!
Ответ пришёл мгновенно: «Держитесь. Помощь в пути».
Снаряд разорвался в трёх метрах от отряда Угрюма. Взрывная волна опрокинула Молотова вместе с Мариной. Ермаков едва удержался на ногах, прикрывая Раису собственным телом. Осколки просвистели над головами, один впился в панцирь Железнякова, но Костедрев выдержал.
Взрывы становились плотнее. Артиллеристы обоих лагерей нащупали цель и теперь методично утюжили заданный квадрат земли. Стрельба из пулемётов перешла в сплошной рёв — очереди сливались в единый треск. Угроза повышалась с каждой секундой. Случайная смерть могла настигнуть любого — осколок, шальная пуля, прямое попадание.
Журавлёв заметил впереди глубокую воронку — след от дневного снаряда. Яма была метров пять в диаметре и около двух в глубину.
— Туда! — прохрипел сапёр, указывая на укрытие.
Отряд скатился в воронку, матерясь и охая от боли. Марина Соколова, превозмогая слабость, сразу же вернулась к Раисе. Медик достала из подсумка узкий флакон с алхимическим составом — красноватая жидкость, которая при контакте с воздухом густела, превращаясь в подобие воска. Соколова щедро полила рану на шее тенеброманта, закупоривая пробитую артерию. Состав зашипел, въедаясь в ткани. Раиса даже не дёрнулась — она была без сознания, лицо мертвенно-бледное, губы синеватые.
— Дыши, дыши, чёрт возьми, — шептала Марина, продолжая работать. — Не смей, слышишь? Не смей!
Взрыв прогремел прямо над воронкой. Земля посыпалась на головы бойцов, один из осколков по касательной врезался в край ямы, выбив фонтан грязи. Молотов инстинктивно прикрыл голову руками. Журавлёв прижался к стенке воронки, стараясь слиться с землёй. Железняков бережно опустил тело Каменева на дно ямы, прикрыв его собственной курткой.
Ермаков сидел, привалившись спиной к стенке, и судорожно дышал. Его дар Соматоманта работал на пределе, нейтрализуя яд и одновременно пытаясь справиться с переломом голени. Пот лился по его лицу ручьями, мышцы подрагивали от перенапряжения. Но он не издал ни звука.
Страх случайной смерти висел над ними, как дамоклов меч. Любой из следующих снарядов мог упасть прямо в воронку. Любая из тысяч пуль, рассекающих воздух, могла найти цель. Это было напряжение иного рода — не от схватки лицом к лицу, где ты можешь влиять на исход, а от слепой, безличной угрозы, которой невозможно противостоять.
Они лежали в яме, покрытые грязью и кровью, слушая, как ад ревёт над их головами, и ждали эвакуации.
* * *
В голове до сих пор звучал голос Журавлёва, но тело уже начало двигаться.
Что-то пошло не так. Совсем не так, как я планировал. Скальд подслушал ночной совет командования Владимирской армии — ни слова об активных боевых действиях этой ночью, лишь подготовка к завтрашнему штурму. Однако мои гвардейцы наткнулись на какую-то угрозу, с которой не смогли справиться без потерь.
Я быстро прокручивал варианты в голове, анализируя ситуацию через призму военного опыта. Кто-то из участников этого бл… блистательного цирка вёл свою игру. Патриарх Воронцов? Его люди могли действовать независимо, преследуя собственные цели. Наёмники? Они не всегда слушают приказы, если видят выгоду. Или Гильдия Целителей? Они уже дважды пытались меня ликвидировать, немудрено, что могли попытаться и в третий…
Гнев сжал моё нутро тугим узлом. Я должен был отправиться на задание с отрядом. Моё место — рядом с людьми,
