No pasaran! Они не пройдут! Воспоминания испанского летчика-истребителя - Франсиско Мероньо Пельисер
— Знаете... Бедная женщина ждала, ждала и наконец решила, что она больше не может так жить. Она выехала вчера в Испанию с группой репатриировавшихся женщин.
— А может, она еще в лагере?..
— Нет, мы видели, как она садилась в грузовик.
Фернандо, потрясенный этой новостью, опустился на песок и так побледнел, что казалось, он вот-вот потеряет сознание.
— Послушай, теперь все равно ничем не поможешь. Давай возвращаться в лагерь, — сказал я и положил ему руку на плечо, чтобы хоть немного его успокоить.
— Я не пойду в лагерь, — ответил он будто в полусне.
— Уж не надумал ли ты вернуться в Испанию?
— В Испанию? Нет!
— Тогда что же ты думаешь делать?
— Я отправлюсь в Латинскую Америку!
— Ты что? С ума сошел? У тебя что, билет в кармане, пароход ждет тебя у причала?
— Нет, но я отправлюсь в Америку.
— Скажи мне, по крайней мере, как ты думаешь это сделать? Может, я тоже отправлюсь с тобой!
— Сначала надо пробраться в Марсель, а там посмотрим. — В голосе Фернандо слышалось столько уверенности, что мне его идея показалась и впрямь заманчивой.
— И все же давай подумаем. Ведь только мы отсюда тронемся, как нас сразу же схватят. Кругом полно жандармов и переодетых агентов полиции. И уж тогда нас наверняка определят в более ужасное место, чем этот лагерь.
— Ну и что? Я опять убегу и в конце концов попаду в Америку. А уж оттуда свяжусь с Рамоной. Решено! Ты идешь?
— Да, дружище, да! — согласился я, чтобы как-то успокоить его.
Мы подлезли под проволоку и тронулись в путь. Шли полями, огородами, рощами. Днем мы отдыхали, а по ночам шли. Крестьяне жалели нас и снабжали едой. Иногда нас подвозили на грузовиках, и тогда водители прятали нас в кузове.
Когда мы прибыли в Марсель, шофер принес нам бутылку вина, немного хлеба, креветок и пригласил перекусить в кабине его грузовика, а сам ушел на разведку в порт. Вскоре он вернулся.
— Печальные новости, — сказал он. — Пройти почти невозможно, повсюду жандармы. У всех, кто направляется в порт, спрашивают документы. Идти туда опасно, тем более если не знаешь французского языка...
— Много кораблей в порту?
— Много!
— А каких стран?
— Итальянские, японские, мексиканские, есть один из Аргентины...
— Аргентинский... Он-то нам и нужен! А где он пришвартован?
— Далеко, почти в конце причала. Туда добраться — ой-ой-ой!
— Тогда попробуем на мексиканский. Попытаемся проскочить на корабль, когда стемнеет, до того как зажгутся фонари. Осторожно подберемся к нему как можно ближе, а потом бегом — и мы на корабле! — объяснил свой план Фернандо.
— Ты уверен, что это самый лучший способ?
— Да, и другого в нашем положении нет. В таком виде, как мы сейчас — грязные, оборванные, давно не бритые, — только и попадаться в лапы жандармам!
Почти весь день мы провели, спрятавшись среди бочек, в каких-нибудь двухстах метрах от корабля. Мы видели, как по его трапу спускались и поднимались моряки, как развевался флаг на корме, как жандармы внимательно осматривали всякого, кто появлялся на причале. Рабочий люд не обращал на нас никакого внимания. Несколько маленьких оборвышей что-то искали среди тюков и ящиков с товарами. Натолкнувшись на нас, они чему-то рассмеялись и продолжали заниматься своим делом.
— У нас нет другого выхода. Мы уже около месяца кормим вшей и голодаем в лагере, — как бы убеждая себя в правильности принятого решения, повторял Фернандо.
— Ты прав, — соглашался я. — У нас нет выбора. Это как жребий, когда не знаешь, что выпадет — орел или решка!
— А ты хорошо бегаешь? — внезапно спросил меня Фернандо.
— Не очень, я ведь был ранен в коленку. Но ты не беспокойся за меня. Доберусь так доберусь, а нет так нет. Так и договоримся. Пора!
Мы обнялись, осмотрелись еще раз, выжидая, когда подальше отойдет жандарм, и, одновременно выскочив из своего укрытия, бросились к кораблю. Однако не успели мы пробежать и десяти шагов, как из других укрытий, о существовании которых мы и не догадывались, выскочили один, два, три, четыре, пять человек — как будто они караулили нас! Жандармы и полицейские бежали наперерез, намереваясь перехватить нас. Наш путь был короче, и расстояние до корабля и до наших преследователей внушало надежду на то, что мы почти спасены. Оставалось только добежать! Фернандо обернулся ко мне, так как я отстал, — но мы оба еще могли успеть. В этот момент я оглянулся и, тут же споткнувшись, упал на причал: меня сразу же окружили жандармы. Фернандо же успел и на прощание помахал мне с борта мексиканского парохода...
Вот из-за такой оплошности я лишился свободы и вновь оказался в лагере. Фернандо уже плыл в открытом море на мексиканском корабле, а оставшийся в лагере Ариас продолжал верить, что он поедет в СССР. Выслушав о моих приключениях, он молча, по-дружески похлопал меня по плечу...
В лагере нам со всех сторон делали «заманчивые» предложения: предлагали стать наемниками, профессиональными убийцами. Французы предлагали стать летчиками на Мадагаскаре, англичане — в Индии, итальянцы — в Абиссинии. Деньги предлагали большие!
— Эти люди делали вид, будто забыли, за что мы воевали в Испании три года! — возмущенно говорил Хесус Ривас.
Через громкоговоритель узникам обычно сообщали имена тех, кого франкисты приговорили к смерти. Как-то вечером к выходу из лагеря вызвали всех, кто сражался в республиканской военной авиации: «Мануэль Сарауса, Хосе Пуич, Хесус Ривас, Франсиско Мероньо...» Воцарилась мертвая тишина. Никто не знал, хорошо это или плохо. По небу плыли черные тучи, и лучи солнца едва пробивались сквозь них, освещая серые тени, движущиеся по лагерю. Были названы фамилии двенадцати летчиков, — и все мы группой направились к выходу, где у колючей проволоки нас обыскали жандармы. У авиаторов ничего с собой не было, кроме потрепанной одежды, кишащей вшами. Все, что у нас имелось стоящего, мы отдали товарищам, оставшимся в лагере.
Потом Ривас вспоминал: у него в руке был тогда бумажный сверток, в котором находились старая зубная щетка да небольшой обмылок с прилипшими к нему песчинками.
— Оставь свой пакет здесь, — сказал ему жандарм. — Больше у тебя ничего нет?
— Нет! А что еще может быть?
— Все, что
