Сказки печали и радости - Дарина Александровна Стрельченко

Очнулся Инавко уже в избе. Горло болело, во рту было горько, будто влили полынный отвар.
– Вернулся, – всплеснула руками ведунья. – Я уж думала – все, хоронить тебя, горемычного доведется, ан-нет.
Он повел рукой. Та вконец ослабела – едва послушалась, поднялась с трудом. Пальцы казались Инавке деревянными – с таким скрипом сжимались и разжимались! Эх, да ему теперь и меча не поднять! И ради чего только?..
– Не боись, оправишься, – успокоила его старуха. – Дело ты уже сделал. И надо же – получилось! Ишь, какой славный ты теперь! Све-етлый. Такого всякая птица примет.
«Издевается», – мрачно подумал Инавко. В самом деле – к ведунье мало кто заглядывает, а тут такая потеха – целый царевич, теперь еще и не совсем живой.
С большим трудом он поднялся на ноги, кое-как добрел до лохани, что стояла у печи. Старуха хотела было помочь, но Инавко отмахнулся – сам, мол, справлюсь. И посмотрел в воду, сквозь плавающие в ней ягоды остролиста.
Сердце замерло. Боясь поверить, он коснулся лохани, затем – собственных прядей, таких же пшеничных, провел по лицу. Все еще Инавко. Вот только по всей коже бежали золотистые прожилки, а в глазах плескалось пламя – не колдовское, не лихое, а теплое, такое, какое бывает в печи зимой. Согревающее.
Глянешь раз – точно сам Ярила в гости зашел, глянешь два – нет, человек, глянешь три – да ведь он же!
Умывшись, Инавко поплелся к постели и рухнул. Казалось, тело позабыло, как двигаться, а пытаться заново не было сил. На лбу проступила испарина. Грудь сдавило.
– Ничего, – донесся до него скрипучий голос ведуньи. – Отлежишься, отогреешься – и будешь завтра целехонький!
Как заново родился. Хотя почему «как»? Душа вон чуть не отошла к чурам, точнее – он сам отодрал кусок и отправил его туда. Пусть теперь скачет зверем на далеких полях, забавляет Велеса.
…Хорошо хоть крестик додумался снять. Иначе бы духи его убили. Уж чего-чего, а иноверцев они жаловали еще меньше. Другое дело – свой, хоть и ни то ни се.
II
Долго ли, коротко ли он шагал по тропе. А та, словно насмехаясь, вилась тонкой ниткой мимо шиповников и крапивы. Иной раз и вовсе заворачивала и терялась меж деревьев, а после появлялась с другого края. Жаль, коня пришлось оставить – хотел проехать верхом или взять под уздцы, да лес не пускал: дорога терялась, поднимался ветер, кружа голову.
Ведунья лишь усмехнулась, когда Инавко вернулся и попросил приглядеть за скакуном, а сам пошел пешком. Тогда деревья расступились. Да только много ли пройдешь на своих двоих?
Ярилины лучи согревали кроны, на ветках зеленели листочки, совсем еще молодые, липкие, словно мед. Воздух полнился запахом трав, первых цветов и прелых листьев, что остались после долгой осени. Сбоку постукивал дятел, да ловко так: «Тук-тук-тук! Тук-тук-тук!» Инавко поневоле залюбовался, но в тот же миг одернул себя: на что смотришь, а, царевич? Так ведь и голову потерять можно! Отвлечешься от тропки – и все, уведет чаща не к чар-птице, а в топи.
Кафтан цеплялся за ветки, и те натужно скрежетали, не желая отпускать. Аж снять захотелось, но нельзя – замерзнешь. Он лишь одергивал рукава и шел дальше. Лес темнел, тропка проскакивала мимо журчащей речки и дальних кустов, что полнились ягодами. Посреди весны! Вот диво! Инавко метнул взгляд на пылающую землянику – и сразу отвернулся. Нет уж, эдакий капкан можно ставить на всякого, да только не на царевича, что много весен слушал сказы нянюшек и кощунов.
Уж он-то знал: не бывает ягод после долгих заморозков. Мать сыра земля еще не прогрелась, не проснулась толком – так, потягивалась лениво, выталкивая наружу первые травинки.
Деревья качнулись с протяжным скрипом. Не понравилось, видать, что чужак миновал ловушки. Инавко горделиво улыбнулся и продолжил путь. Чем дальше, тем сильнее скрипело, а через треть лучины и вовсе начало выть, будто в кронах путалась злая метель, не пожелавшая уходить вслед за злющей Мораной. А ведь Лельник-то уже случился! И весна явилась! Нет уж, даже в лесу она теперь не властна, и нечего бояться!
А тропа расстелилась вширь. Тогда Инавко понял: дубы качались, расходясь и пугая одновременно. Чтобы сбежал без оглядки перед самым концом пути. Последнее испытание, иначе говоря.
Смоляная чаща исчезла вместе со своей зловещей песней, отступила, позволяя человеку взглянуть на ясный, белоснежно-багряный сад. Тонкие яблони держали на ветвях россыпи крохотных цветов – но сколько их было! Намного больше, чем в царском тереме – тьма, не иначе. Инавко замер перед этим дивом.
И воздух тут был другой – медовый, наполненный радостью и любовью, что переливалась, навевая теплые воспоминания о мягкой колыбели, о детских забавах, о чудесных рассказах и первой молодице, что когда-то приглянулась ему.
А из глубин сада доносилась звенящая песня. Кажется, Инавко все же нашел ее.
Он хотел было побежать туда, на голос, но неведомые чары остановили и отбросили к тропе. На границе сада и чащи появился черный дух, с кустами вместо волос, что покрывали все тело. Из-под землистых прядей пылали очи – как две свечи, да только золотистыми их никак не назвать.
– Погоди, царевич, – проскрипел дух. – Не велит хозяйка тебе входить, пока не уважишь.
– Кто ты? – Инавко покосился на него с недоверием. Еще бы: он был так близок к мечте – и вот, появляется нечто и путается в ногах.
– Не так уж важно мое имя, – хмыкнул тот. – Для вас я зовусь Стражем.
– Стра-аж, – задумчиво протянул царевич, точно пробуя, как оно раздается. Грубо, коротко, бр-р! – Так что мне нужно сделать, чтобы пройти?
– Разоружись, – отрезал дух. – С мечом на поясе к хозяйке ходу нет.
Делать нечего. Инавко без сожаления бросил меч в траву. Тот с грохотом стукнулся о землю и затих. Правильно – не время и не место ему звенеть. Страж одобрительно хмыкнул и скрылся в саду, позволяя непрошенному гостю шагать дальше.
На душе становилось легче и радостнее, будто с каждым шагом кто-то вынимал из сердца тяжелые камни и оживлял его. Инавко вспомнил про обряд – и погрустнел: дико было находиться без тени. А песня манила – вот и что-то золотистое мелькнуло среди густых крон.
– Постой, царевич! – перед ним снова возник Страж. – Нету тебе дальше хода!
– Как? – изумился Инавко. – И ты, и твоя хозяйка позволили мне ступить в сад!
– Ты можешь бродить у края сада, – дух хитро прищурился, – но дальше тебе нельзя.
Он тяжело вздохнул. Интересно, что с