Жаркое лето сорок первого - Рыжий
-Вы не родственники, случайно?
-Не родственники. – Уверенно ответил прадед.
-Вы готовы поручиться за красноармейца Полякова, товарищ лейтенант?
Секунд на десять наступила тишина, после чего прадед твёрдо произнес:
-Готов.
Полковой комиссар внимательно посмотрел в глаза прадеду, потом ещё раз внимательно изучил меня и задал очередной вопрос:
-Вы, товарищ красноармеец, поняли, в чём виноваты?
«Товарищ, не гражданин!» - пронеслась радостная мысль в голове, и я понял, что на этот раз пронесло.
-Понял. Оставил гитлеровца без должного внимания.
Полковой комиссар кивнул, после чего Фоменко приказал:
-Оружие красноармейцу Полякову вернуть. За вас, товарищ красноармеец, с вашего командира буду спрашивать вдвойне. И найдите вы ему, товарищ лейтенант, нашу винтовку. Она надёжнее!...
Глава 23
Короткое построение и горький вердикт – от стрелковой роты под командованием моего прадеда осталось всего два десятка человек. Впрочем, в других ротах было немногим лучше – у кого-то с три десятка человек в строю, а у кого-то даже и меньше двух десятков.
В общем и целом – мрак. И море раненных.
Но отряд полкового комиссара Фоменко, несмотря на большие потери оставался серьёзной силой. В первую очередь, благодаря двум прибившимся к нам «тридцатьчетверкам». Кто бы что не говорил, а Т-34 – это очень хороший танк. Особенно в сорок первом году. Ему бы надёжности добавить – и цены бы ему не было. Один недостаток – мало этих танков сейчас. А хотелось бы побольше. Но, как говорят товарищи хохлы - маємо, що маємо.
На сборы ушло немного времени – может, около получаса.
За это время по мосту прошли все подразделения сборного отряда. Да и полковой комиссар надолго засиживаться на одном месте не собирался – послал вперёд полуэскадрон кавалеристов в качестве головного дозора.
Потом вперёд двинулись танки и колонна пехоты, посреди которой шёл обоз с ранеными.
В качестве трофеев нам досталось несколько зенитных орудий – их приводили в негодность, подрывая подручными средствами. Подорвали и мосты – благо, заряды были установлены ещё советскими сапёрами, а немцы их так и не сняли: только подрывные машинки отсоединили и аккуратно сложили их в ящик, откуда их потом и вытащили наши минёры.
Взрыв был мощный – видно, при минировании взрывчатки не жалели. Вот только самого момента подрыва я не видел, к этому моменту наша рота уже отошла от моста примерно на километр… Но взрыв был мощный – по ушам знатно долбануло, даже на расстоянии…
Последующие километров пять прошли практически без проблем: обошли деревню и прошли сквозь короткую, расстрелянную нашими «тридцатьчетверками» немецкую колонну из трёх грузовиков.
А вот потом, началось…
Вначале в небе появился одинокий самолёт-разведчик. Висел он не очень высоко, и, по приказу полкового комиссара, его попытались достать из нескольких ручных пулемётов. Наши усилия, понятное дело, немцу не понравились, и он забрался на высоту, а мы, «забив» на него, продолжили движение. Вот только далеко не ушли – уже через час (где-то километра через четыре) нас догнали. Вернее… Разогнали.
Немцы, кто же ещё?
Четверка пикировщиков вначале сбросила словно на полигоне малокалиберные бомбы на дорогу, а потом, встав в круг, поочередно, словно в тире, начали расстреливать нашу разбегающуюся колонну из бортового вооружения.
Я лежал в траве и злобно что-то кричал, а потом не вытерпел, и, вскинув винтовку, открыл огонь куда-то в сторону самолётов противника. Кто-то тут же решил последовать моему примеру. Через несколько секунд откуда-то со стороны дороги застрекотал ручной пулемёт. Потом второй. Третий.
Со всех сторон щелкали винтовочные выстрелы.
Понятное дело, никого мы не сбили, но вот отогнали ненадолго гитлеровцев, что уже неплохо.
Сразу же после налёта я бросился к санитарным повозкам. К сожалению, одну из них разворотило прямым попаданием бомбы. Вторая была перевёрнута взрывной волной от ближнего разрыва. Третья с виду была цела и невредима, но внутри было кровавое месиво… А была и четвертая, и пятая, и шестая…
И вокруг запах крови…
Крики…
Стоны…
Конское ржание…
У меня комок подкатил к горлу. Я вертел головой из стороны в сторону и пытался понять, в какую повозку погрузили Артёма.
Резко разболелась голова. По вискам словно забарабанили чем-то вроде молоточков. А я ходил от повозки к повозке, смотрел в окровавленные лица, на белеющие белыми бинтами тела и не мог найти Артёма.
Неожиданно, в нескольких метрах от меня началось шевеление. Я повернул голову и увидел с трудом поднимающуюся девушку. Присмотревшись, понял, что это неплохо знакомая мне военфельдшер Одинцова Владлена Игоревна. Я тут же бросился к ней.
Выглядела товарищ военфельдшер плохо: вся в грязи, пыли и траве; осунувшееся лицо; хмурый взгляд, и, правая рука, повисшая плетью вниз. Девушка с трудом стояла на ногах и пошатывалась.
Я тут же полез в карман своих форменных галифе и извлёк трофейный перевязочный пакет. Вскрыл упаковку и неумело начал бинтовать рану на левой руке военфельдшера.
Девушка смотрела на меня обезумившими от страха глазами и что-то пыталась произнести – открывала рот, но слов я так и не услышал. Осознав, что я её не слышу, военфельдшер указала здоровой рукой направление. Проследив за ней, бросаю развернутый бинт и бросаюсь в указанную сторону.
Там как раз несколько немолодых бойцов выкладывали тела в линию. Им никто не приказывал, они сами начали делать непонятную мне работу.
Как только я подошёл, самый старший (по виду) из красноармейцев приказал:
-За ноги бери и клади на дорогу к остальным.
С одним из стариков мы схватили очередное тело и спустили его с повозки на дорогу. Рядом с ним сразу же положили ещё одно тело в обычной красноармейской форме. На ногах сапоги… Такой же боец, как и все. Но что-то меня в нём зацепило. Я всмотрелся в лицо и прокричал:
-Артём!
Тут же бросился к нему. Схватил за запястье, прислушался.
Пульса не чувствую.
На глазах сами собой появились слёзы.
-Сука, как же так?! – Не прокричал, проревел я.
Мне на плечо опустилась чья-то тяжелая ладонь. Повернув голову, замечаю незнакомого усатого старшину. Тот сочувственно смотрел на меня и негромко произнёс:
-Знал его? – Не дожидаясь ответа, продолжил. – Это война, сынок. Так бывает.
После слов старшины я словно онемел. В этот момент мир вокруг словно остановился, я не знал, как реагировать, что делать. Из меня будто вырвали стержень.
В моей голове крутились мысли о том, что я должен был быть рядом с ним, поддержать его,
