Тварь. Графские развалины - Виктор Павлович Точинов
— А эти твои знакомцы, что круче стройбата?
— Там другие отношения... Если какой наезд по бизнесу — тогда пожалуйста. Да и на кого, как они выражаются, предъявугнать? На гипотетического дружка давно умершего человека?
— Тогда придется самим. Предлагаю разделить усилия по двум направлениям. Ты займись своими вероятными конкурентами. Попробуй вычислить среди них человечка с достаточно специфичным хобби. А я позвоню в Саблино, возможно даже оседлаю твою “Антилопу” — и съезжу туда. Так уж совпало (это слово начинало вызывать у Кравцова легкий рвотный рефлекс), что я несколько лет назад водил знакомство — достаточно шапочное — с тамошним главврачом. Не в качестве пациента, само собой. Может, он уже не работает, мужик и тогда в годах был. Но все равно, какая-то зацепка, не просто любопытствующий с улицы... Потолкую с его преемником, узнаю, что смогу: дружил ли кто с больным Зарицыным, выписывался ли кто после его смерти...
Он говорил это, чтобы успокоить Пашку, почти уверенный, — никуда ехать не придется. Деревня не город, все всех знают, кто-нибудь да видел расправу с Чаком... Проще всего будет завтра навести справки через Алекса — а потом разобраться с живодером, чтоб неповадно было...
Но Пашка успокаиваться не желал. То есть внешне эмоции не проявлялись — но, судя по лицу и тону, отнесся Козырь к произошедшему, как к опасности — реальной, зримой, требующей немедленных ответных мер.
— Правильно, нечего ждать, надо перехватывать инициативу, — сказал он и неожиданно сменил тему:
— У тебя лицензия на газовик есть?
— Есть. И стволов дома максимально возможное количество лежит — пять. Тоже своего рода коллекция... Тебе нужен?
— Да и у меня этого добра хватает. Советую выбрать пушку помощнее — и носить с собой. С ружьем-то по городу — да и по деревне — открыто не походишь... У меня эта надпись “УБИРАЙСЯ” из головы не выходит... С той историей ты не пересекался, с моими конкурентами тем более. Есть подозрение, что финальный акт этой пьески наш “икс” планирует здесь, в Спасовке. И решил убрать со сцены лишнего статиста — то есть тебя. Оставить меня одного. Попробовал напугать — не вышло, может продолжить то же самое — другим способом. Стоит подстраховаться.
— Газовик, конечно, сможет помочь... — сказал Кравцов с большим сомнением (не слишком всерьез, подыгрывая). — Но пока газ хорошенько подействует — раза два-три вполне рубануть можно. Разве что холостыми стрелять, с близкого расстояния... Есть у меня газовый револьвер сорок пятого калибра — так в инструкции прямо написано: выстрелы в голову с расстояния меньше метра смертельно опасны. Улетит голова — не целиком, кусками. Только вот меч — в руке — все равно длиннее...
— Все-таки не голыми руками за клинок хвататься. Сточи надфилем перегородку в стволе и купи на толкучке патроны с мелкой дробью, — посоветовал Паша. — Думаю, если что, — за такую незаконную доработку претензий не будет, учитывая обстоятельства... А я попробую узнать, как можно срочно оформить документы на боевое. Устроимся вдвоем, если надо, фиктивно на службу в охранное агентство...
Кравцов понял, что за минувшие годы законопослушность Козыря выросла. Раньше, угодив в подобную ситуацию, тот бы уже размышлял — где бы и как бы раздобыть левый, незаконный боевой ствол. Тем более что в Спасовке откопанные и восстановленные пушки кое у кого имелись — и чересчур далеко не запрятывались. Трудно жить в деревне без нагана.
Вполне можно приобрести или взять напрокат пистолет у хорошего знакомого. Впрочем, если вдруг все окажется всерьез, если Кравцов или Пашка разузнают что-то особо поганое — может дойти и до этого варианта... Подумав про это — почти уже серьезно — Кравцов решил: идеи-фикс всегда заразны. Эта тоже.
А Козырь тем временем снова сменил тему:
— Кстати — раз так дело повернулось — можешь наш трудовой договор аннулировать в любой момент. И уехать. Я в претензии не буду. В конце концов, тут всё в мои проблемы упирается, — а ты, в общем-то, ни при чем.
— Нет уж. Когда мне говорят или пишут: убирайся! — с места не стронусь. Вот если бы тот дебил написал вежливо: уезжайте, пожалуйста...
Шутка не получилась. Даже тень улыбки у Паши не промелькнула.
...Когда Козырь наконец уехал (держа на переднем сидении бюксфлинт с вложенными в стволы картечными патронами), Кравцов понял странную вещь. За долгую беседу они перебрали все возможные меры предосторожности и противодействия неведомому противнику. Лишь об одном Пашка не заикнулся: о том, чтобы отменить завтрашний приезд сюда жены и детей.
Почему?
2.
В полночь — когда в вагончике Кравцова еще горел свет и долгий разговор с Пашей был далек от завершения — поздние прохожие, невзначай прогуливавшиеся у обнесенного оградой озера-провала, вполне могли бы заметить несколько теней, мелькнувших в лунном свете. Но прохожих не оказалось — место популярностью для прогулок при лунном свете не пользовалось. При дневном, впрочем, тоже.
Всё подготовили заранее — сетку, приваренную к толстому уголку опоры, разрезали по самому краешку. Разрез прихватили в трех местах стяжками из мягкой алюминиевой проволоки, окрашенной в видах маскировки железным суриком, напоминавшим по цвету окружающую ржавчину. Заметить лазейку даже вблизи было нереально.
Даня открутил стяжки и аккуратно сложил в карман — еще пригодятся. Пролез первым и стоял у лаза, придерживая отогнутый край сетки. За ним проник на запретную территорию Васька-Пещерник, двоюродный Женькин брат, живущий в соседней Поповке. Потом девчонки — Альзира проскользнула шустрой змейкой, Женька чуть менее ловко, но тоже уверенно. А Борюсик — самый сильный и в тоже время самый толстый и неуклюжий в их компании — застрял. Зацепился рубашкой за что-то остро-ржавое, шепотом ругался, отцепляя.
Наконец все пятеро оказались внутри, Даня отпустил край сетки — проход вновь стал невидим стороннему взгляду. Только после этого Даня повернулся к водоему.
Луна отражалась на зеркально-гладкой поверхности — ни рябь от ветра, ни всплески рыбы ее не нарушали. По разведданным вездесущих мальчишек, рыбы тут не водилось.
Озерцо не поражало воображение каким-то чересчур мрачным видом — но неприятное впечатление от него возникало и постепенно усиливалось все время нахождения на берегу. В чем тут дело, никто не понимал. Может, в знании того факта, что у водоема практически нет дна — вернее, находится оно на непредставимой глубине. Или давили воспоминания об утонувших? Как бы то ни было, с недавних пор переплыть озеро — особенно ночью,
