Тварь. Графские развалины - Виктор Павлович Точинов
Больше Кравцов не сказал ничего. Под руку — не стоит.
Она смогла. Выпрямилась во весь рост на гребне. Там, наверху, было гораздо светлее — и Кравцов отлично видел фигуру девушки на фоне начавшего белеть неба.
Она посмотрела во все стороны. Крикнула:
— Присоединяйтесь, сэр! Вид не хуже, чем с Останкинской башни!
Может, действительно тряхнуть стариной? Не такой уж хрупкий тут кирпич...
Но вспомнить навыки стенолазанья ему не пришлось. Потому что Ада разглядела сверху кое-что еще.
— Кравцов! Посмотри — вон там, в соседнем зале! — Она показала рукой. — Буквы здоровенные! Светящиеся! ЛЕ-ТУ-ЧИЙ МЫШ! Ты ведь это кричал на Плешке?! Ты знал?!
Он торопливо прошел в соседний зал. Внимательно осматривая дворец, они там побывали — но надписи не увидели. Кравцов тогда решил, что она выполнила свою задачу и навсегда исчезла.
Надпись оказалась на месте. Разве что светилась чуть менее ярко в рассветном сумраке. Он с тоской подумал, что не закончилось ничего, что все продолжается, что они побывали (и чудом выбрались) на одной вершине пятиугольника — но остались еще четыре, каждая наверняка со своими мерзкими загадками... И близится очень неприятная дата — 18 июня...
Кравцов решительно двинулся по направлению, указанному стрелкой.
Трудно сказать, что он рассчитывал там обнаружить. Но ничего не нашел. Лишь ведущий в подвал лаз — но засыпанный землей и непроходимый. На дне узкой и достаточно глубокой ямы что-то лежало, какой-то небольшой предмет. Он нагнулся, всматриваясь. Фу-у-у... Всего-навсего бутылка из-под портвейна.
В этот момент за спиной раздался крик.
Истошный. Женский.
15.
Он обернулся прыжком, уверенный, что увидит опустевший гребень стены.
Кравцов ошибся. Солнце наконец выглянуло самым краешком из-за горизонта, осветило верхнюю часть стен красноватым светом. На гребне стены виднелись две фигуры.
Аделина медленно отступала, пятясь. К ней приближался — так же осторожно, но чуть быстрее — мужчина. В руке он сжимал длинный предмет, тускло блеснувший в солнечном свете.
Сашок! — понял Кравцов. И рванул с высокого старта.
Ворвался в покинутое пять минут назад помещение, взглянул наверх, — и понял: не успевает.
Мужчину и женщину на гребне разделяло метра четыре, не более. И — Ада отступила почти до самого конца внутренней стены. Она могла перейти на стену внешнюю, примыкавшую под прямым углом, — и выиграть еще три метра для отступления. И всё — дальше стена зияет громадной брешью, отвесно обрывается... Пока Кравцов вскарабкается на гребень, наверху все закончится.
Он застонал. Все на свете отдал бы сейчас за дробовик с одним-единственным патроном...
Аделина отступала спиной вперед, не оглядываясь, — и споткнулась о внешнюю стену, слегка выступавшую над внутренней. Пошатнулась, нелепо взмахнула руками, и...
И устояла, выпрямилась. Перелезла, сделала несколько быстрых шагов — здесь гребень раза в полтора шире, позволял двигаться быстрее и увереннее. А затем остановилась. Поняла, что очутилась в ловушке. Сашок выкрикнул что-то непонятное, вроде даже не по-русски...
В этот миг у Кравцова мелькнула спасительная идея. Бросить, швырнуть чем-нибудь в Сашка — чуть позже, шагов через пять-шесть — там, знал Кравцов, гребень наиболее пострадал от непогоды и времени, там достаточно сделать одно неловкое движение, чтобы свалиться...
Черт возьми!!! Под ногами — ни единого камня, ни единого обломка кирпича! Пашины рабочие постарались... Кравцов видел сегодня кирпичи, кое-где вновь выпавшие из стен — но искать их времени не осталось, счет шел на секунды.
Он лихорадочно рылся по карманам — хоть что-нибудь тяжелое, хоть связку ключей! — напугать, заставить дернуться, потерять равновесие...
Пальцы нащупали нож. Который — Кравцов был уверен — сделал свое дело и навсегда канул на Чертовой Плешке... Значит, сделал не до конца.
Он срывал ногти, раскрывая лезвия и инструменты: открывалки, шило, штопор... Казалось, все происходит медленно-медленно, как в кошмарном сне, где надо спешить — а движешься как в липком сиропе.
На деле нож лежал на ладони, готовый к броску, через секунду-другую. Но Сашок уже миновал опасное место — он явно освоился на верхотуре и стал двигаться быстрее. Кравцов до крови прикусил губу. Остался последний шанс, крохотный, — Сашку предстоит перешагнуть выбоину, тоже опасную, но совсем небольшую, момент броска надо рассчитать с точностью до долей секунды...
Сашок занес ногу — перешагнуть препятствие — и Кравцов швырнул нож, заорав во всю мочь:
— Сашка-а-а-а!!!
Время странно замедлилось, почти остановилось. Кравцов видел всё в мельчайших деталях: как летит его нож, медленно поворачиваясь в полете, как Сашок неторопливо оборачивается на крик, как удивленное выражение наползает на его лицо...
И Кравцов понял, что проиграл. Недооценил скорость реакции противника. Меч начал движение — медленно, чуть быстрее, еще быстрее, — и траектории клинка и летящего ножа непременно должны были сойтись в одной точке...
И тут секунды замелькали с положенной им скоростью. Меч прорезал воздух стремительно, невидимо — и впустую. Нож плашмя ударился о лицо Сашка — наискось, через глаз — и словно бы прилип, приклеился. Кравцов понял, что именно там торчал из рукояти штопор...
Сашок отклонился назад, выпустил катану, прижал обе руки к лицу, — и продолжил крениться, не делая попыток удержать равновесие... Через мгновение на гребне осталась одна фигура.
...К месту падения тела — за наружную стену — Кравцов вышел спустя несколько минут — после того как бледная и онемевшая Ада спустилась со стены, а сам он вооружился толстым и ржавым железным прутом. Вышел — и не обнаружил никого. И ничего.
Не было упавшей туда же катаны.
Не было ножа.
Не было Сашка.
Лишь лужица свежей крови...
Сам Сатана ему ворожит... Рухнуть с десятиметровой высоты на усыпанную каменными обломками землю — и даже не вывихнуть ногу?
Кровавые пятна четко обозначили след — вел он вниз по склону. Кравцов сгоряча устремился было в погоню, но быстро оставил эту затею. Кровавые пятна становились все меньше, а промежутки между ними — все больше. Вниз, на дно долины, солнце еще не заглядывало. Отыскать оставшегося в неплохой форме противника на обширной, густо поросшей кустами пустоши — в одиночку и без собаки — дело нереальное... Через сотню метров, когда след стал неразличим, Кравцов прекратил поиски.
Повернулся и пошел вверх по склону. К графским развалинам. И остановился, увлеченный невиданным зрелищем. Солнце освещало руины теперь все, целиком, — и потоки света слепили глаза, проходя насквозь, вырываясь из оскалившихся битым кирпичем брешей, из дверных и оконных проемов.
Смотреть на дворец можно было лишь сквозь прищуренные веки —
