Курьер смерти - Дарья и Алексей Домбровские
Стась достал украденный им из кухни узкий, словно стилет, ножик. Распахнул окно и быстро открыл простенький замок на ставнях. Снаружи царил мрак. Ночная тьма выглядела глубокой и вязкой, словно все укрыто черным траурным бархатом. «Да нет, рановато меня хоронить», – подумал он, выглядывая наружу. Дав глазам привыкнуть к темноте, он осторожно осмотрелся. Прямо под окном, саженях в десяти, поблескивала брусчатка мостовой. Слева виднелась глухая стена, а справа – несколько больших окон, к которым вел узкий карниз. Удовлетворенный увиденным, Стась прикрыл ставни и вернулся в комнату. Быстро стянул простыню с постели, добавил к ней одеяло, разрезал их на полосы и крепко связал между собой. Получилась длинная, но достаточно прочная веревка. Закрепив один ее конец на ножке кровати, Стась осторожно спустил другой вниз, чтобы не поднять шума и не привлечь лишнего внимания. Готово! Он собирался уже вылезать в окно, когда под босую ногу что-то попало. Пошарил по полу и поднял фигурку черного курьера. Оглянувшись, он заметил чуть заметно белеющую в темноте фигуру белого короля, все еще стоявшую на доске. Быстро вернулся, аккуратно положил короля и поставил на его место черного курьера. Усмехнувшись, он без промедления прыгнул к окну.
Стась прошмыгнул наружу. Холодный ночной воздух обжег ноздри. Весна еще не вступила в полные права, и ночи оставались морозными. Беглец ухватился за веревку, но, вместо того чтобы спускаться, встал на карниз и направился к дальним окнам. Некоторое время веревка помогала удерживать равновесие, затем он ее отпустил. Постоял, успокаивая дыхание: ноги мерзли от холодного кирпича, но Стась не обращал на это внимания. Размял пальцы и сделал первый осторожный шаг по карнизу. Двигался медленно, цепляясь пальцами за малейшие выступы, вжимаясь в стену всем телом. Остановился на узком уступе у первого окна, передохнул и двинулся к следующему. На месте! Ставни оказались открыты. Стась осторожно обогнул створку, прислоненную к стене, осмотрелся. Ножом чуть приподнял раму и надавил. Створка не поддавалась сразу; пот выступил у него на лбу. Нажал сильнее – и окно с приглушенным стуком отворилось. Если бы в этот момент кто-то был в гостиной, Стася бы застали. Но помещение было пустым. Он проворно пролез внутрь, аккуратно закрыл окно и юркнул за тяжелую пыльную портьеру, затаившись.
Внутри стояли тишина и темень. Осторожно выйдя из-за портьеры, Стась снова осмотрелся. Крадучись прошел по скрипучим доскам, стараясь не задеть в темноте ни столов, ни стульев, вышел к лестнице и немного постоял, вслушиваясь в тишину. Шлепая босыми ногами, он спустился ниже и быстро пробрался в кладовку. Дверь не была заперта, но открывалась со зловещим, пронзительным скрипом. «Пся кревь!» – выругался Стась про себя и застыл. Тишина. На ощупь он нащупал справа полку – там были постельное белье, скатерти, полотенца… вот он, мешок с его вещами. Значит, служанка не обманула. Внутри мешка лежали одежда и походная сумка. Стась на ощупь достал из нее огниво и огарок свечи, зажег свечу и тут же укрыл нижнюю часть двери скатертью, чтобы свет не пробивался в коридор. В темноватом свете быстро оделся: следы от зубов оборотня на одежде были аккуратно зашиты. Спохватившись, Стась нервно проверил пуговицы на жупане. Все от груди до ворота оказались новыми, кроме одной, самой верхней. «Слава Богу, на месте!» – подумал он, уже не надеявшись на удачу. На всякий случай раскрутил ее, убедившись, что содержимое цело.
Осмотрев кладовку в поисках оружия и подняв повыше свечу, Стась заметил в дальнем углу сверток с торчащей рукоятью. Развернув ткань, он увидел простую, без излишеств, рукоять сабли, но ее клинок оказался необычным – с дамаскированными узорами, с образом Богоматери и латинской надписью «Maters del Patrona Polonia surthum priesideum confugio». (Ян знал, что такие сабли называли «Мадонна»: Матерь Божья, покровительница Польши, спаси и сохрани.) На вид сабля напоминала его собственную, но была лишь качественной копией настоящей венгерской «Мадонны». Стась перевернул лезвие и тихо присвистнул: под обухом кириллицей выбита надпись: «И сим победим врагов наших!». Ну что ж, думал он, «тогда точно за дело!»
Потушив свечу, Стась надел сапоги, взял оружие и вышел из кладовки, притворив дверь. Поднялся обратно в гостиную. За окном уже светало, и видеть стало легче. Уверенно он подошел к массивному буфету, привезенному, судя по всему, из Венеции, и среди бутылок нашел большой хрустальный штоф. Открыл притертую пробку, принюхался. Мальвазия! «Вино богов и сильных мира сего», – вспомнил он, как Вера говорила, что только Курбский пьет этот напиток. Стась сделал долгий жадный глоток прямо из горла: сладковатое, плотное вино теплой волной разлилось по гортани. Он раскрутил пуговицу и уже собирался высыпать ее содержимое в бутылку, но замер в нерешительности. Значит, вот такая благодарность за спасение! Во рту сразу пересохло, будто он несколько дней не пил воды. Приказ, семья, оставшаяся в Москве, его собственная спасенная жизнь, Ян, с любопытством слушавший его рассказы… Все это вихрем пронеслось в голове. Времени было мало, но Стась решился заглянуть в свое будущее. Он закрыл глаза и не открывал их, пока не услышал снаружи ржание коней, звон сбруи и лязг оружия. Осторожно поставил бутылку на место, а потом сдернул с петли и швырнул в дальний угол пустую пуговицу. Вздохнул полной грудью. Он сделал то, что решил: «Будь что будет!»
Крики снизу усиливались, хлопнула входная дверь, и кто-то вошел в дом. Судя по голосам, Ян вернулся не один; тяжелые шаги прогрохотали по лестнице, заскрипели половицы коридора. Стась слышал звон ключей, а затем лязг открываемого дверного замка:
– Сбежал! Сбежа-а-ал!
Стась улыбнулся: теперь их крики звучали выше, где-то над ним, а внизу раздавалась суматошная беготня. Ян и его люди уже выбежали из дома. Беглец облегченно выдохнул, услышав громкие команды, а потом грохот копыт по каменной мостовой. «Нашли веревку! – подумал Стась. – Конечно, я мог и так спрыгнуть из окна. Но теперь пусть думают, что выбрал именно этот путь. Ложный путь!» Он не удержался от улыбки, но тут же прикусил губу: «Хватит радоваться, мне тоже пора».
Не теряя осторожности, Стась покинул гостиную, спустился черной лестницей в кухню. Там было тихо, только тлеющий уголек в печи отбрасывал на пол слабый свет. И главное – никого. Служанки спали во флигеле в дальнем углу двора, возле хлева. Стась почти бесшумно прошел через кухню и вышел во двор через черный ход. На ощупь двинулся вдоль стены к запасной двери, дождался, когда по улице пронесется
