Развод в 50. Двойная жизнь мужа - Анастасия Дмитриевна Петрова

Хватаюсь за грудь, потому что никому никогда не пожелала бы подобного. Даже если мне не нравится его мать, мальчик тут совершенно не при чем.

— Он сейчас в порядке? — спрашиваю, не скрывая волнения.

— В палате… Но, — Ева явно куда-то движется: — Она сама виновата! — со злостью говорит дочь: — Нечего было врать и говорить, что с Пашей что-то случилось. Хотела, чтобы папа вышел на связь…

Усмехаюсь, качая головой. То, что она пойдет во все тяжкие было ясно с самого начала.

— Это ж надо, таким ведь не шутят, — вздыхаю я.

— Теперь сидит ревет в три ручья, но вот знаешь, мам, это карма, даже вот не жалко, — улыбаюсь на слова дочери, которая даже если будет ненавидеть нас, будет все равно стоять горой.

— Я люблю тебя, Ева, — говорю просто так, потому что идет из глубины души, и потому что редко показывала ей свою любовь.

Но, как бы то ни было, ситуация с ее отцом отчетливо показала то, что мы вопреки всему семья. Что бы ни было, как бы ни было, мы родители наших детей.

— Мам, ты чего? — улыбается она тоже.

— Просто так, давно не говорила тебе этого, — признаюсь я.

— И я тебя, мам, — тихо добавляет она: — Я пока побуду тут, доктор отца уже смотрит Пашу…

— Ладно, — киваю и отчего-то даже не переживаю.

Безусловно, когда ребенок далеко, ты невольно все равно беспокоишься, но в отношении Ольги, я уверена, что наша дочь ответит еще похлеще.

— Только я не знаю стоит ли говорить папе…

— Утаивать от него подобное нечестно, пусть и волноваться ему нельзя… — задумчиво озвучиваю, и вижу как Гордея катят на коляске: — Потом созвонимся, ладно, дочь?

Отключаюсь, глядя на своего бывшего мужа, и если честно нахожусь на перепутье. Для его же блага я должна смолчать, как и для своего спокойствия. По совести и справедливости я должна рассказать и сама вручить телефонную трубку, чтобы он поговорил и узнал все подробности.

Правда, даже если он сорвется в Питер к своему сыну после этих новостей, кто я теперь такая, чтобы ему мешать.

Глава 44. Гордей

Я сразу считываю эмоции Марты, она нервно теребит свои брюки в районе бедер, отводит глаза в сторону, лепечет что-то доктору про то, когда по расписанию следующие процедуры.

Встаю с кресла, которое так ненавистно и будто кричит о моей немощности, поэтому стараюсь как можно больше вставать на ноги и ходить. Никто не говорил, что период адаптации будет легким, но я знаю, что обязательно справлюсь.

Просто потому что я нужен своим детям. И хотелось бы быть нужным ей, хоть и теперь эта женщина официально не моя.

— У тебя все хорошо? — как только она заканчивает беседу с доктором, я задаю ей вопрос. Марта тут же отвечает дежурной улыбкой и откровенно врет мне в глаза, потому что нет, у нее точно не все хорошо.

Опираюсь одной рукой на подлокотник кресла, а второй рукой держусь за трость. Марта пытается мне помочь, но я прошу этого не делать. Я правда хочу сам научиться справляться, потому что если вдруг… Она уйдет, как только мне станет лучше, я должен научиться жить без нее. Хотя, я вообще не представляю, что это такое.

— Ты мне соврала, — усмехаюсь, пока мы медленно двигаемся по больничному коридору.

— Гордей, ты снова пытаешься залезть мне в душу, не нужно.

— А мне очень хочется, — пожимаю плечами. Отчего-то ее невозмутимость и слишком гордый вид веселят. Нет, я ни в коем случае не смеюсь над ней, она у меня умница на все сто процентов. Просто сейчас я четко вижу ту девочку, которую полюбил много лет назад, и это осознание вызывает улыбку.

Марта всегда была такой деловой. С книжками своими носилась, из библиотеки не вылезала. Я, конечно, по жизни шел другими путями, и заучки меня не интересовали. Пока ее не увидел.

Рыжие волосы эти, просто огромная копна ярких оранжевых волос не выходила из головы. И все время хотелось руку просунуть и пропустить пряди сквозь пальцы. И глазища эти огромные, наивные. Мне казалось, что я знаю ее тысячу лет, такая родная была.

Я все свои гулянки завязал, потому что знал, что таким, как Марта, нужны серьезные отношения. Ей семья нужна. И я хотел с ней семью. Которую по итогу сам же и просрал.

— Если я скажу тебе, то вряд ли ты захочешь дальше улыбаться, — она резко тормозит, разворачивается ко мне и становится как-то сильно близко. Держит меня за ткань кофты, словно сама боиться упасть или боится, что я упаду.

И правда, от ее беспокойных глаз, уже становится не смешно. Сглатываю вязкую слюну, сердце само по себе начинает гнать кровь слишком быстро, наращивая темп.

Мне нельзя волноваться, она бережет меня. Я знаю это. Но от молчания хреново.

— Я не имею права молчать, — она закусывает губу, совсем меня выбивая из колеи, — Твоего сына вчера забрали с приступом эпилепсии. Ева говорит, что он под контролем. Но… В общем, Ольга соврала, что у Паши был приступ, а когда Евка пришла… И, конечно же, не промолчала, то настоящий приступ случился.

— Она не виновата, — тяжело вздыхаю, — Ева не виновата, что Ольга пытается манипулировать ребенком. Если так будет продолжаться, то я лишу ее родительских прав и заберу Пашу.

Марта замолкает. Может боится, что я повешу ребенка на нее? Но я не урод, чтобы так делать. Это моя ответственность на все сто. Но пугает, что Ольга начала переходить все края.

Она уже раньше выставляла слишком много условий, раньше шантажировала. А я, движимый страхом, велся на всю хрень. И с каждым днем становилось все тяжелее и тяжелее.

Сейчас вся правда вылезла наружу. Я прекратил с ней отношения. Но, конечно, она не согласна с этим.

Маниакальная любовь, от которой страдают все вокруг. Я не хочу, чтобы все это как-то еще больше задевало Марту. Но ей прилетает по касательной.