Напарник обмену и возврату не подлежит - Лена Тулинова

– Простите, кама Ферра, – пожилой мужчина попросил помочь ему подняться, зашёл в дом и только там сказал, что немного закоченел.
Новая чашка кофе согрела его, и Космо немного расслабился.
– Что случилось? Почему вы после сеанса вели себя так странно?
– Вам разве известно, как должен вести себя медиум после сеанса? – иронично засмеялся старик.
– Вы уходите от ответа, Космо. Если не хотите, чтобы я применила к вам какую-нибудь технику допроса, говорите прямо, не увиливайте.
Она устала и хотела остаться одна. Но Космо, уйди он сейчас, непременно стал бы причиной бессонницы. Этакой занозой, которая мешает сосредоточиться или расслабиться. Эрманика то и дело бы возвращалась к его странному поведению и не сумела бы сомкнуть глаз. А наутро была бы вся нервозная и злая, и тогда занятие с Леоной Аурелией пройдёт плохо, что ещё отдалит получение вожделенного допуска к работе.
– Я не увиливаю, – сказал Космо. – Можно ещё кофе?
Она сварила очередную порцию, но сама воздержалась. Если всякий раз пить кофе с собеседником, то точно глаза не будут закрываться.
– Эрманика, мы все ошибались, – сказал медиум, отпив немного кофе. – Эта грань всё меняет. Все наши представления. И если Кристо сумел вернуться оттуда, то и кто-то ещё… может.
– Что вы увидели?
– Я увидел луг, реку и солнце с той стороны, – сказал Космо. – Но это не была та река, через которую я помогал переправляться потерявшимся теням. Это была самая обычная речка и самое обычное солнце, только как будто не из нашего мира. Даже не знаю, что подсказало мне… Разве что показалось, что солнце заходит не с той стороны?
– Почему вы решили, что это именно та грань, о которой говорил Альтео? – заинтересованно спросила Ферра. – Что дало вам понять?..
– Я должен вам признаться. У меня была тень, фантом, – сказал Космо. – В юности. После того, как священник провёл обряд экзорцизма, Камилла ушла, и она сказала, что уходит именно за грань. Ни про реку, ни про дорогу, ни про двери она не говорила. Очень хорошо помню, речь шла именно о грани. Я увидел её там, за рекой. Камиллу. Она была готова вернуться, но потом… просто махнула рукой. За эту грань ушел и ваш друг Альтео. Я видел, как они поздоровались, Альтео и Камилла, а я никогда раньше не видел, чтобы духи или фантомы вот так… встречались.
Космо помолчал и сам себе кивнул:
– Это была грань, о которой говорила Камилла. Та самая грань, за которую она ушла.
– А она возвращалась? – решила уточнить Ферра, вспомнив, что совсем недавно Космо оговорился и назвал её этим самым именем: «Камилла».
– Нет, – покачал головой старик. – Но я и по сей день жалею об этом, я любил Камиллу и хотел бы, чтоб она вернулась.
– Мне кажется, я тоже буду жалеть об уходе Альтео, – пробормотала Ферра.
– Нет-нет, не стоит расстраиваться, Эрманика. Ведь ваше решение было верным, а прощание – правильным. Вы погорюете о нём, как о покойнике, а затем утешитесь. В некоторых странах… в некоторых конфессиях принято поминать человека, да и в нашей вере многие еще вспоминают о сороковинах.
– Ну да, тут попробуй не вспомнить, пост-то как раз сорокадневный, – вздохнула Ферра. – Аккурат в Пасху…
– Так вот, лучше не поминать, – сказал Космо серьёзно. – Мало ли каким он вернётся.
– Вообще-то тут вы правы, – ответила Эрманика, которая уже начала рассматривать такую возможность. – В детстве Альтео был тем ещё озорником. А вернувшись взрослым, показался мне безответственным, словно подросток. Как будто ему не тридцать лет, а всего лишь тринадцать. И больше вредил, чем помогал.
– Но вы захотите его видеть. Я знаю, – с нажимом сказал Космо. – Знаете, Эрманика, я, конечно, не Лео… Не Леона Аурелия, не психолог. Но я бы посоветовал вам найти себе близкого человека. Настоящего, живого, а не фантомного. Вам нужно уйти от одиночества, расстаться с прошлым.
– И жить дальше, – спокойно кивнула Ферра. – Я знаю все эти советы наизусть. Я подумаю.
– Вот и хорошо, – медиум допил кофе и посмотрел на донышко чашки.
– Умеете гадать по кофейной гуще? – спросила Эрманика.
Космо вздрогнул и отставил чашку подальше.
– Прощайте, кама Ферра. Надеюсь, больше не встретимся, – сказал он быстро.
Когда он ушёл, Ферра с любопытством заглянула в его чашку. Но там, разумеется, было лишь немножко осадка да кружевной узор пенки.
В ту ночь она спала хорошо, но видела грань – ту самую грань, о которой столько говорилось. Только трава была сизовато-голубая, подёрнувшаяся росой, а за рекой цвела целая роща деревьев с незнакомыми лазоревыми цветами. Они сливалось бы с небом, не будь оно зелёным, а не голубым.
И на берегу реки стояла одинокая фигура с крыльями. Было очень далеко, но Ферре всё-таки показалось, что крылья эти, похожие на стрекозиные, а не птичьи, отблёскивают металлом в лучах закатного розового солнца.
Которое должно было заходить там, за рощей, но медленно падало за горизонт за спиною Эрманики.
***
На другой день у Эрманики был законный выходной среди недели, а в пятницу пришлось выйти из дома. И уже собравшись, она протянула руку к звонким хрустальным трубочкам.
Колокольчик…
– К чёрту, – сказала Ферра, отдергивая руку. – Хватит этого. Это уже напоминает, как его, какое-то там очередное расстройство.
«Не какое-то, а обсессивно-компульсивное», – непременно подсказал бы Альтео ди Маджио.
Нет, это невыносимо.
Рука так и тянулась коснуться колокольчика, но вместо этого Ферра схватила с вешалки шляпу.
– Дед когда-то говорил: не выходи из дома без бумажника, зонтика и шляпы, – сказала она вслух. – Так и ходил с зонтиком даже в самый ясный день. Да. И вот я тоже вместо всех этих лишних движений лучше буду брать шляпу. Каждый день. Не буду выходить без неё, и даже пару новых куплю к лету! Из соломки и шёлковую!
Она посмотрелась-таки в зеркало – нельзя было не посмотреть на платье, сидит ли оно по фигуре. Похудевшая, даже осунувшаяся, с лихорадочно блестящими глазами, Ферра себе не понравилась.
Проверять, защёлкнулся ли замок, она не стала. Нарочно.
На улице оказалось необычайно жарко для марта. В автобусе стояла духота. Всё казалось каким-то не совсем