Князь: Попал по самые помидоры 18+ - Гарри Фокс
Я ответил ей. Драконья кровь вскипела. Я забыл про Отто, про рыцарей, про Годфрика, который аж присвистнул от восхищения. Моя рука на ее талии сжалась сильнее, другая запуталась в ее розовых волосах, откидывая голову назад, чтобы углубить поцелуй. Мы были как два шторма, столкнувшиеся в центре этой проклятой палатки. Воздух вокруг казался наэлектризованным.
Отто тихо ахнул и закрыл лицо руками, но сквозь пальцы продолжал наблюдать. Годфрик вытер лоб платком и с благоговением прошептал:
— Вот это подарочек тетка прислала… Ох и кошечка… Энергичная, мать ее…
Поцелуй длился вечность и мгновение одновременно. Когда Лира наконец оторвалась, ее губы были влажными, пухлыми, глаза сияли как аметисты в огне. Она тяжело дышала, ее грудь вздымалась, прижимаясь ко мне. На моей шее остались следы от ее ногтей — легкие, но ощутимые.
— Мой господин… — ее голос был хриплым, мурлыкающим. Она провела языком по моей нижней губе, заставляя меня содрогнуться. — Ты… умеешь договариваться. И… обещать. — Она бросила взгляд на Отто, полный внезапного снисхождения. — Живи, барончик. Ради моих будущих земель. Но запомни… — ее голос стал ледяным, а когти показались из ножен на долю секунды, — … твое сердце бьется только пока он этого хочет. И покая́этого хочу. Понял?
Отто кивнул так быстро, что его клиновидная бородка превратилась в размытое пятно.
— П-понял! Клянусь! Жить! Служить! Земли Девы Лиры беречь как зеницу ока!
Лира довольно мурлыкнула и снова прижалась ко мне, уже без прежней агрессии, а с каким-то удивительно довольным выражением кошки, получившей кувшин сливок. Ее хвост обвил мою руку, как браслет. Я сидел, все еще ошеломленный, с пульсирующим в такт ее мурлыканью «товарищем», с ее теплом на коленях и с мыслью, что только что отдал барона в рабство своей кошачьей невесте, избежав при этом немедленного секса в шатре. Победа? Или просто отсрочка? Судя по тому, как Лира прикусила мою мочку уха, шепнув «Мы продолжим позже, мой дракон…», — отсрочка была очень и очень короткой. А Годфрику пора было менять доспехи — от восхищения он, кажется, слегка описался.
После подписания документа, я вышел со своей свитой из шатра. Лира не захотела покидать мои объятия. Пришлось нести ее на руках.
Лучи полуденного солнца ударили в лицо, как молот по наковальне. Я зажмурился, ослепленный после полумрака шатра. Лира в моих руках лишь громче заурчала, вжавшись розовой головой мне в грудь, как котенок в теплый бок матери. Ее хвост обвил мою руку мерной, гипнотизирующей волной.
— Легче, драгоценная, — прошептал я, пытаясь привыкнуть к свету и ее неожиданной тяжести (стройная — не значит невесомая!). — Солнце…
Но когда пелена перед глазами рассеялась, я… обомлел.
Равнина перед фортом Мероу больше не была просто местом возможной битвы. Она превратилась в море. Море из пяти тысяч кошколюдов.
Они стояли в идеальном, грозном строю. Невысокие, гибкие, смертельно опасные. Легкие ламинарные доспехи из темного металла ловили солнечные блики. В руках — изогнутые, смертоносные хопеши, напоминающие когти гигантского хищника. Розовые, рыжие, черные, серебристые уши настороженно торчали из-под шлемов. Хвосты замерли, как плети, готовые к удару. Глаза — тысячи пар кошачьих глаз — были устремлены на меня. На нас.
И вот, без команды, без крика — они заурчали.
Не мурлыканье. Нет. Это был РЁВ. Глубокий, грудной, вибрирующий гул, исходивший от пяти тысяч глоток одновременно. Звук, от которого задрожала земля. Полотнища шатров Отто захлопали, как паруса в шторм. Камни на стенах форта Мероу, казалось, заскрипели. Воздух сгустился, наполнившись этой первобытной, звериной мощью.
— Святые угодники с булочками… — прошептал кто-то из моих рыцарей сзади.
И прежде чем я успел осознать масштаб происходящего, все пять тысяч кошколюдов, как один, опустились на колено. Хопеши с глухим лязгом воткнулись в землю перед ними. Склонили головы. Рев сменился низким, почтительным гулом — тем же утробным урчанием, но теперь в нем читалось признание. Повиновение.
За их стройными рядами мелькнули сверкающие латы моих драконьих стражников — они тоже пали ниц. И где-то вдалеке, у шатров Отто, засуетились его люди, спешно повторяя жест вассалов. Равнина покорилась. Мне.
Какая-то первобытная, драконья гордость ударила в голову, горячая и пьянящая. Сильнее вина тетки. Сильнее поцелуя Лиры. Я стоял, держа на руках свою невероятно красивую, мурлыкающую кошачью невесту, а передо мной склонялась армия легендарных воинов. От ее рева стыла кровь в жилах врагов, а мне он дарил непостижимый кайф. Кайф власти. Кайф признания. Кайф от осознания: «Сука, да я пиздатый! И это ВСЁ — мое!»
Лира приподняла голову, ее аметистовые глаза сияли гордостью за меня. Она потянулась и лизнула меня по подбородку — быстро, по-кошачьи нежно.
— Твой, мой дракон, — прошептала она, и в ее голосе звучало удовлетворение хищницы, нашедшей самого сильного самца. — Все. Твое.
Кошкодевочка… — пронеслось в голове с немым восторгом. Прям вааах! Не верилось, что эта огненная, страстная, смертельно опасная и невероятно притягательная красавица ласкается у меня на руках, как ручной котенок. Пофиг, что мышцы уже ныли от ее веса. Я был готов нести ее до самого Драконхейма, если потребуется. Пусть весь мир видит — вот он, Князь, и его добыча… нет, его Княгиня.
Именно в этот момент эпической славы и легкого мышечного напряжения к нам подкрался сэр Годфрик. Его латы блестели, щеки пылали, а в глазах горел огонь не героический, а… весьма личный. Он осторожно кашлянул, наклонился ко мне, стараясь не смотреть прямо на мурлыкающую Лиру (что было сложно), и прошептал на ухо, пахнущее пивом и надеждой:
— Господин… коли уж кошколюды теперь наши верные союзнички… то… — он смущенно крякнул, — … а можно и мне… жену… ну… из их… поискать? Тепленькую такую… ушастую… Хранительницу Очага, так сказать? А?
Я посмотрел на его честное, слегка потное лицо, на мурлыкающую Лиру в моих руках, на море склоненных кошачьих голов на равнине… и рассмеялся. Громко, искренне, от всей драконьей души.
— Годфрик, старина, — сказал я, сияя, — конечно! Ищи! Выбирай! Только смотри, чтобы когти у твоей «Хранительницы Очага» были
