Рэм - Микита Франко
— Искал… туалет.
Елисей усмехнулся.
— Ты там туалет искал? Почему в мой не сходил?
Он имеет в виду в тот, что примыкает к спальне. Тут у каждой спальни свой, даже у гостевой: всё по-богатому.
— Я просто… ну, уже вышел, и потом понял, что хочу.
— Пошли покажу другой, а то заблудишься, — и приобнял, увлекая за собой.
А дальше… ничего страшного. Просто показал, где другой туалет. Просто спустился с ним на кухню и помог налить воды. Просто… всё как обычно. Но почему он, блин, такой жуткий?
Может, потому что сжигает чужие гаражи, и Рэм это понимает — понимает раньше, чем находит пустые канистры.
«Это просто совпадение, — твердил он себе, пока снова поднимался в комнату. — Канистра может быть для чего угодно. У них большой дом, может, они генератором запасаются. Да что угодно!».
Но мысли, как назойливые мухи, крутились вокруг одной версии: это он.
Звук открывшейся входной двери распугал мысли, заставил замереть на лестнице и спуститься на несколько ступеней вниз. И ещё на несколько — пока не станет видно, кто пришёл.
Сергей. Говорил с кем-то по телефону — мобильному, в смысле. У него, кажется, единственного в этом городе был мобильный телефон, и он в него что-то раздраженно выговаривал, разуваясь. Рэм попытался прислушаться.
— Я тебе уже всё сказал… — потом непонятный бубнёж. — И что ты от меня хочешь? — снова неразбочиво. — Ну, значит, сиди один. Я дома останусь, — долгое молчание, после которого Сергей почти взорвался: — Да иди ты на хер! Ты не понимаешь, что сейчас это вообще никуда не встраивается?
Собеседник на том конце видимо бросил трубку, потому что Сергей, отняв мобильный от уха, раздраженно — ударом ладони — задвинул антенну обратно. Что ж, видимо, есть ещё один человек в городе с мобильным телефоном. Вадим Артамонов.
Рэм на цыпочках поднялся дальше по лестнице — так тихо, как только мог, чтобы Сергей его не заметил.
Глава 14
Ночью он не мог уснуть. Ворочался с боку на бок, думая о канистре: никак у него это не шло из головы. Если Елисей, то зачем? Из-за песни? А причём тут пацаны, причём тут гараж? И он ведь делает вид, что ничего не случилось — словом не обмолвился, что с гаражом что-то не так. Или мог бы хотя бы поинтересоваться издалека, но нет, ничего. В чём удовольствие такой мести, последствия которой тебе даже до конца не видны? Он ведь не видел, как Француз избивал Макара — да, теперь разбита губа, но мало ли из-за чего. Елисей и про губу не спрашивал — за пять дней та почти затянулась, осталась только бледным шрамом белая полосочка.
Мысли о возможной причастности того, кто спит в соседней комнате, его изводили. Во втором часу ночи он поднялся с постели и — не столько потому, что хотел пить, сколько просто из желания развеяться, — решил спуститься на кухню, попить воды.
Спустившись с лестницы, Рэм направился к столовой мимо гостиной, как вдруг заметил через панорамные окна знакомую фигуру на веранде, и остановился, не доходя до кухни. Он эту фигуру ни с кем не спутает — Сергей. Курит, тоже не спит.
Рэм тут же забыл, что хотел пить. Нужно было действовать быстро, а соображать ещё быстрее: глубокая ночь, он в доме Синцовых, стоит в одних пижамных штанах посреди гостиной, и смотрит на Сергея, одетого почему-то не по-ночному — в рубашку и брюки. Они могут поговорить наедине. Рэм не придумал, о чём, но уже решил: надо попытаться.
Бесшумно выбрался на веранду, босыми ногами ступил на каменный пол и, тихонько шикая, поежился от холода. На улице было не теплее плюс пяти, но Рэм не побежал за футболкой — а лучше толстовкой — почти из стратегических соображений. Синцов — гей. Рэм — полуголый. Всё слишком хорошо совпадало.
Покашляв — предупреждая о своём присутствии, чтобы внезапно не всплыть из-за плеча, как призрак — Рэм подошёл ближе, уточняя:
— Не угостите? — и на сигарету кивнул. — Тоже не спится.
Рэм до этого курил дважды: оба раза в гаражах с пацанами, Француз приносил сиги. Не понравилось, но он умеет — и ради налаживания контакта попробует ещё раз. Если, конечно, Сергей не ханжа, и не заведёт шарманку про возраст и «а родители в курсе?».
Он оказался не ханжой. Пройдясь быстрым взглядом по Макару, он задержался глазами на его теле — Рэм сразу подумал, что на рёбрах, на синяках, — и протянул пачку с высунутой сигаретой. Спросил при этом: — Не холодно?
— Нормально, — отозвался Рэм, закусывая сигарету зубами. — Я закалённый. А можно это?.. — и показал большим пальцем жест зажигалки.
Пока ждал, огляделся вокруг: на столике за спиной Сергея лежал мобильный телефон с высунутой антенной. Опять с Артамоновым своим общался что ли? Рядом с телефоном пепельница и стакан с недопитым то ли виски, то ли коньяком. Коричневое, крепкое. Значит, пил.
— А у вас случилось чего? — спросил как мы между делом. — Вы какой-то напряженный.
Синцов сделал шаг назад, к столу, и отряхнул сигарету над пепельницей.
— День был тяжелый, — ответил он глухо. — А так… ничего, — поднял взгляд, ещё раз посмотрел на тело, и спросил: — Занимаешься где-то?
Осознание, что Сергей обратил внимание на его тело — вроде бы обычное, немного подтянутое из-за батиной муштры, но, в целом, ничего выдающегося, — молнией проходится от макушки до пяток: прошибает до дрожи и жаром концентрируется внизу живота. Рэм уже перебирал в голове зацепки для разговора, в котором он посветит Сергея в своё увлечение литературой, чтобы показаться умным и интеллигентным — в конце концов, перед другим геем не так стыдно спалиться, что ты… филолог.
Но он его изучающего взгляда мигом стало не до литературы.
Рэм затянулся от напряжения излишне сильно, закашлялся — аж слёзы проступили, — и сделал шаг к столу с пепельницей. Опёрся на него бедром, скрещивая ноги, стряхнул пепел с сигареты.
Бросил взгляд на себя, и с неловкой хрипотцой после кашля ответил:
— Да это просто… ну, там, турники.
Да, даже не качалка. Это денег стоит, абонементы всякие — не для Рэма.
— Отец хочет, чтобы я в академию поступал. Которая МВД, — объяснил он. — А туда надо… вот так, — и растерянно пожал плечами, мол: выглядеть вот так.
Снова затянулся, посмотрел на расстегнутые верхние пуговицы рубашки Сергея, пытаясь угадать, нафантазировать, как бы могло выглядеть его тело. Никогда раньше
