Глеб и Аврора. Брак по расчету - Олег Ростов
Сознание помутилось… Ничего не вижу, ничего не слышу. Я ослеп, оглох? Где я? Что со мной? Услышал странный ритмичный звук. Это бубен, в какой-то момент понял я. Потом голос. Пела женщина. Странные слова, странная песня…
'Зверь, проснись! Кедровка, твоя сестра,
Уже давно сидит на вершине дерева
Предрассветная заря, твоя сестра,
Поднялась на вершину дерева.
Раньше ты всегда был первым.
Ты попал под тяжесть большого ножа.
Большого топора человека?
Росомаха-самочка, лиса-самочка
Уже давно бегают вокруг.
Зверь, просыпайся!'
(сакральные песни Манси)
«Злой дух Абас пришёл. Прогони его милый зверь…» Кто-то нашёптывал мне девичьим голосом.
Дикий рёв вырвался у меня. Зверь, я зверь, я сам медведь, я был первым. Я останусь первым… Открытая пасть, клыки, когти. Я страшен в гневе своём, я силён. Злой дух Абас-оборотень, уходи…'
И вновь я стою, схватившись с шатуном. Его рёв и мой крик ярости и боли. Спина полыхала у меня огнём. Тело стонало… Я даже не понял, как мы упали, оба. Я на спину, зверь на меня. Несмотря на глубокий и мягкий снег, но от падения из меня вышибло дух. Я хватал воздух ртом, но его забивала медвежья шерсть, не давая вздохнуть. Да и на грудь мне давило так, словно туда положили железо-бетонную плиту. Всё, конец. Дышать было нечем. Да ещё снег, помимо шерсти, стал забиваться в рот и нос. Вспомнил прадеда. Ему повезло, мужики помогли, стащили, с него медвежью тушу. А мне помочь некому. Фрол не помощник…
'Милый Зверь, проснись, проснись!
Ты попал под тяжесть тонкого шёлка.
Или ты попал под тяжесть тонкого сукна?
Лиса, твоя сестра,
Идёт до конца семи озёр, имеющих устье.
Милый Зверь, проснись, проснись!
Твои, приносящие снег сёстры,
Пришли к концу своей дороги сбора снега' — Продолжал напевать мне девичий голос. Он был мне знаком. Алёнка! Мне надо обязательно вернуться, хотя бы для того, чтобы ещё раз увидеть её…
(сакральные песни Манси)
И только тут осознал, что косолапый не двигается. Из вонючей пасти на меня бежала слюна. У тебя есть один рывок, потом всё, силы окончательно тебя оставят. Я и так чувствовал, как они уходят, словно вода сквозь пальцы в песок. Собравшись, рванул в бок одновременно пытаясь упереться в медведя.Получилось сдвинуть его. Стал жадно глотать воздух наполовину со снегом. Почувствовал, как медвежья туша дёргается. Что? Неужели он ещё жив?..
Нет, это кто-то пытался мне помочь.
— Стас! — Услышал хрип. Михеич! — Живой?
— Живой! — Прохрипел в ответ. — А ты как?
— Плохо. Давай я на себя его потяну, выскальзывай. На раз-два. Готов?
— Готов.
— И, раз-два! — Крикнул старик и захрипел, рванув медведя. Я тоже рванулся, уперевшись в тушу что есть силы. Стало легче. Постепенно выполз из-под туши. Какое-то время лежал не двигаясь. Из носа у меня бежало, что-то теплое и солоноватое. Перевернулся на живот и встал на четвереньки. Руки подрагивали. Мать его. Хорошо поохотился, балбес. Красные капли капали на белый снег. Потом с трудом поднялся. Рядом с медвежьей тушей лежал Фрол. От его левой ноги с капканом тянулась цепь, закрепленная к толстому кедру. Подошёл к нему. Он был в сознании, только весь белый, как снег. Встал рядом с ним на колени.
— Фрол, я сейчас капкан разожму, ногу сумеешь вытащить?
— Попробую.
— Старик, бля. У меня сил почти нет. Не надо пробовать, надо вытащить. На второй рывок меня просто не хватит. А мне тебя ещё тащить.
— Я понял. Вытащу.
Осмотрел капкан. Ничего себе. Ногу егерю спасла лыжа. Она приняла на себя всю энергию удара. Лыжу сломало. А унты смягчили окончательно. Правда зубцы капкана пропороли унт и мышцы. Но ногу не отрубило. Это главное. Упёрся в челюсти капкана руками.
— Дед, давай на раз-два. Готов? — Он кивнул. — Раз-Два! — Надавил, что есть силы, разводя их в стороны. От натуги закричал. Они медленно разошлись. Фрол, схватившись за ногу двумя руками потащил её. Как только нога освободилась от капкана, я отпустил его. Раздался металлический лязг. Улёгся рядом с егерем. Оба тяжело дышали.
— Станислав. У тебя вся спина разорвана.
— Главное, что ноги с руками целые. Идти могу. Итого, у нас три целые лыжи. Сейчас смастрячу волокушу из них. Ляжешь на них я тебя потащу.
— Лучше сам на лыжи встань. Иди на кордон. Скажешь Степаниде с Алёнкой, они придут за мной.
— Сам придумал? Очень умно. — Поднялся, проверил ногу Михеича. Там был полный унт крови. Перетянул ему ногу выше колена.
— Пока я дойду. Пока тебя найдут, да пока дотащат, ты в лучшем случае ноги лишишься. А в худшем замерзнешь. Крови ты много потерял.
— Ты на себя посмотри. Ты после себя кровавый след оставляешь. Мне ногу перетянул, а спину кто тебе перетянет? Да и бинта нет. Скоро сам свалишься.
— Не свалюсь. Я двужильный. И похуже бывало. Я дойду. Обязательно дойду. Знаешь почему, старик?
— Почему?
Я засмеялся, корчась от боли, захрипел и закашлял. Сплюнул кровавую слюну.
— Чтобы ещё раз твою дочь увидеть. Хотя бы просто увидеть.
Фрол ничего не ответил. Кое-как скрепил три лыжи друг с дружкой. Снял с обоих карабинов ремни. Скрепил их узлом. Завязал один конец на лыже, которая была по середине волокуши. Уложил на неё егеря. Сунул ему оба карабина. Потом потянул. Пришлось идти, пробиваясь сквозь глубокий снег. Небо потемнело. Его затянуло тяжёлыми низкими тучами. Ветер стал усиливаться, неся снежную пелену. Мать её. Неужели пурга. В ней потеряемся, как два пальца об асфальт и замёрзнем. Это даже к бабке не ходи. На сколько меня ещё хватит? Пока ясно было, я знал в каком направлении держаться. Шёл упорно. Постепенно все мысли куда-то ушли. Мозг начал тормозить. Тело двигалось, как заведённый механизм. Фрола я уже не слышал. Похоже, старик отъехал
