Провоцирующие ландшафты. Городские периферии Урала и Зауралья - Федор Сергеевич Корандей

Люди не пишут истории своих жизней на поверхности среды обитания, как писатели на листе бумаги; скорее эти истории вплетены в эту поверхность, соединяясь в единое целое с жизненными циклами растений и животных [Ingold 2000: 198].
Впрочем, по мере того как социальные сети и другие средства электронной коммуникации, больше способствующие – неизвестно, к добру или к худу – проявлению чувства, нежели отстраненного созерцания и анализа – все более теснят письменную речь с доминирующих позиций, с этой идеей (чтения. – М. Ч., Ф. К.) возникает все больше проблем [Relph 2020: 3142–1343].
Второй автор уточнял еще, что если ландшафт и язык, то не чужой, а, наоборот, настолько родной и непосредственный, что работает как язык жестов – в обычной обстановке мы понимаем его без слов, а переводить с него на обычный нам приходится лишь в исключительных обстоятельствах [Relph 2020: 3142].
Язык настолько привычный, что мы даже и говорить на нем толком не умеем. Это, кажется, очень точная идея – «улица корчится безъязыкая – / ей нечем кричать и разговаривать», как сказал поэт. В экспедициях (а чаще – после них) иногда обнаруживаешь, что вовремя не удивился тому, чему следовало удивиться, что существенные подробности, которые следовало уточнить, проплыли мимо, потому что ты воспринял их как должное, не отключил естественной установки и не задумался над ними. В мире повседневного ландшафта эта мешающая исследователю «естественность» восприятия распространяется, увы, даже на вещи, обладающие по определению высоким статусом. На этом месте один из авторов этого эссе – тот из двух, что не является специалистом по исламу, – попытался вспомнить, сколько сельских мечетей он посетил за годы сотрудничества со своим соавтором, и выяснил, что совершенно не помнит, как большинство из них выглядело. Сокол на полумесяце мечети в деревне Шатановой в августе 2019 года – да, гостеприимный прием и беседа о савабах в мечети Новокаишкуля в сентябре 2021 года – да, кованый полумесяц и старинные книги, которые показал нам имам мечети в Чечкиной в июне 2022 года, – да, интерьеры и освещенность – да, имена, лица и голоса наших собеседников – конечно, да. Однако внешний вид зданий всякий раз пришлось уточнять в экспедиционном архиве. Удивительное свойство зданий, выстроенных в традиционной манере, ускользать от наблюдения и анализа – вот что хотелось бы сделать одной из тем этой главы. Цель этой работы заключается не только в том, чтобы попытаться связать внешний облик сельских мечетей юга Тюменской области с практиками их использования, но и в том, чтобы попробовать разобраться в причинах их ускользания от наблюдателя. Связано ли это оно только с нашей неспособностью – авторы не являются ни мусульманами, ни татарами – различать в подробностях другую культуру? Или эта незаметность, нежелание запоминаться – вообще свойство традиционной повседневной архитектуры? И даже если мы не сможем найти на эти вопросы определенного ответа – как сформировать в себе столь необходимые полевому исследователю способности различать и запоминать, как научиться если не читать этот ландшафт (чтение предполагает понимание), то хотя бы всякий раз ему удивляться?
* * *
На юге Тюменской области живут представители многих этносов и конфессий. По результатам переписи 2010 года 83,8 % жителей области отождествило себя с русскими, большинство остальных – с татарами (8,1 %), украинцами (1,3 %), казахами (1 %), немцами (0,9 %), чувашами (0,7 %) и азербайджанцами (0,7 %) [Итоги Всероссийской 2013: 16]. Согласно данным социологических опросов, 48 % жителей области заявляют о своей принадлежности к православию, 5 % объявляют себя мусульманами, 1 % – протестантами, 1 % населения заявили, что они придерживаются «другого» вероисповедания, нежели указанные в опроснике православие, буддизм, ислам, католицизм и протестантизм. Остальные считаются неверующими (16 %) либо верующими без определенной конфессиональной принадлежности (25 %). 4 % респондентов затруднились ответить. [Социально-политическая ситуация 2016: 20]. Наиболее заметные религиозные организации региона относятся к православию, исламу, иудаизму, протестантизму и католицизму [Информация 2022].
Исторически ислам занимает центральное место в культуре таких групп местного населения, как сибирские татары, западносибирские казахи и поволжско-уральские татары [Селезнев Селезнева 2004: 12; Ислам в истории 2004: 7–19]. Этим определяется и география его исповедания – наибольшее количество мусульманских организаций и богослужебных зданий расположено в городах и сельских поселениях с компактным проживанием татар и казахов [Мусульманские объединения 2021: 15].
С начала 1990-х годов существенное влияние на состав мусульманских молитвенных собраний региона оказывает миграция из Средней Азии, Азербайджана и северокавказских республик. Приезжие из этих регионов значительно изменили облик и практики городского ислама. В последние годы мигранты составляют до 90 % прихожан проводящихся в Тюмени и Тобольске мечетных собраний на джума-намаз, Ураза-байрам и Курбан-байрам [Бобров Черепанов 2018: 200–201; Бобров Черепанов 2019: 52, 54]. В деревне этнического разнообразия меньше: молитвенные собрания представлены в основном татарами (Тюменский, Нижнетавдинский, Вагайский, Тобольский, Ялуторовский, Ярковский и другие районы) и казахами (Ишимский, Голышмановский, Казанский районы) [Мусульманские объединения 2021: 15].
В настоящее время в Тюменской области существует порядка 100 мечетей. В массе своей они расположены там, где живут татары, – в селах, деревнях и поселках Вагайского, Тюменского, Тобольского, Ярковского, Ялуторовского и Нижнетавдинского районов, расположенных вдоль домодерных речных путей или по берегам промысловых рек и озер [Мусульманские объединения 2021: 15], на исторических магистралях распространения ислама и расселения мусульман в регионе [Ислам