Размышления о гуманной педагогике - Шалва Александрович Амонашвили
Мы должны преклоняться перед такими детьми, как маленькая Дали, за то, что они помогают нам, учителям, взрослым, тоже расти и очеловечивать свою природу. Нам нельзя мстить нашим ученикам, нам нужно научиться учиться у них, воспитывать в себе нужного для них воспитателя.
Убежала маленькая Дали от Ии-учительницы, перевели ее в другую школу, где она сразу обнаружила разносторонние способности. А тетрадь девочки доказывает еще, как ее учительница тренирует своих учеников-третьеклассников в отуплении ума и способностей, давая им задания на списывание текстов из книги, на письмо ответов на вопросы, на бессмысленную переделку предложений. И это тоже проявление учительского авторитаризма.
Я верю, милые мои учителя, вы не оправдываете поведение Ии-учительницы, но верю и в то, что вам пришлось бы не по душе извиняться перед своими учениками, тем более перед младшими школьниками. Как бы вы на словах ни говорили: «Ну почему же, все будет зависеть от обстоятельств!» — все равно, редко кто из вас совершал такие «героические» поступки. Иначе, что же вам мешало это сделать? Ведь поводов и причин была уйма! Что же мешает быть нравственным, честным перед своими учениками другим учителям, опытным и неопытным, допускающим каждый день педагогические оплошности? Однако авторитаризм учителя есть не что иное, как слепота его педагогической совести, глухота его сердца и немота его педагогического ума.
50. Дайте учителю возможность гордиться
Давайте лучше попытаемся оправдать, хотя бы частично, наш авторитаризм, обращаясь опять-таки к главным источникам наших бед. Мы давно осознали это, но не осмеливались говорить о нем вслух: мы, учителя, — обманутый слой общества. Когда еще были сказаны — да еще кем! — слова, ставшие рефреном нашей праздничной жизни: «Народный учитель должен у нас быть поставлен на такую высоту, на которой он никогда не стоял, и не стоит, и не может стоять в буржуазном обществе». И учительство ждало терпеливо, когда же настанет это желанное время, чтобы возгордиться за свое общество, за свою партию, за правительство, которым оно служило.
Учитель должен иметь право гордиться тем, что его уважают, ценят, выделяют среди других — он же Учитель! Ордена, медали, звания тоже хороши, но тогда, когда не вы сами заставляете руководство оглянуться на вас, заметить, оценить ваш труд, а когда замечают вас еще до того, как вы сами это осознаете, приглашают и говорят вам: «Дорогой наш Учитель! Великий Вы человек! Разрешите присвоить Вам звание, наградить Вас орденом! Мы знаем, что Вы не ради этих погремушек трудитесь. Знаем еще, что мы никогда не будем в силах оценить Ваш самоотверженный труд по достоинству! Этим только хотим выразить наше глубокое к Вам почтение!» Вы ошарашены. Вы еще совсем молодой, у Вас и в мыслях не было тщеславного тяготения к подобным вещам, вы просто преданы любимому делу, а перед вами — Учителем — склоняют головы самого высочайшего ранга деятели. Не это ли должно было быть той высотой, которая замышлялась в приведенных словах? И сколькие учителя ушли из жизни, так и не дождавшись доброго взгляда государственных администраторов на их творческое самозабвение?!
Но оставим ордена и почеты в стороне. Они в нашей жизни были теми же самыми отметками, которые мы ставили нашим детям, делили их на хороших и плохих. Я бы лично восстал против всяких бюрократических наград и званий, которые дают знать только об одном: ты раб идеологии и над тобой властвуют. Вспоминаю встречу с выдающимся грузинским философом А.Бочоришвили, к которому я пришел в начале 60-х годов, чтобы проконсультироваться по проблеме «обучения без отметок». Тогда я впервые услышал от него о педагогическом опыте Д.Н.Узнадзе по обучению без отметок. Но он сказал мне и еще об одном, что поразило и удивило меня: всякие ордена, звания и награды, учреждаемые государством для поощрения людей к труду и поступкам, всякие отметки, введенные в обучение для поощрения детей к учению, несут в себе больше зла, чем добра.
В дальнейшем я все больше и больше убеждался в проницательности этой мысли. Оглядываясь вокруг, присматриваясь к тому, кто и какими путями получал лимитированные награды и звания, мне стало нетрудно разгадать одно закономерное явление. Скажу об этом вовсе не потому, чтобы обидеть уважаемых мною учителей, имеющих награды, а потому, чтобы докопаться до истины: как правило, ордена и звания присваивались учителям, в большей или меньшей степени выделявшимся среди своих коллег в безупречном, даже творческом исполнении предписанных школе и учителю норм, трудились они так несколько десятилетий. Были отклонения, к счастью, конечно, вроде моей Деида Варо, которая была удостоена многих орденов, звания заслуженного учителя…
Но Бог с ними, с этими наградами и почетными грамотами. В конце концов, они лишь предопределяли ту нашу «высоту», на которую, как сказал в свое время Ленин, никогда не взойдет учитель «в буржуазном обществе». Но он-то имел в виду другую «высоту» и другой фундамент под ней, когда продолжал: «К этому положению дел (речь идет о «высоте». — Ш.А.) мы должны идти систематической, неуклонной, настойчивой работой и над его (учителя. — Ш.А.) духовным подъемом, и над его всесторонней подготовкой к его действительно высокому званию, и, главное, главное и главное — над поднятием его материального положения».
Что же мне тут делать? Приводить ли официальные сведения о средней зарплате учителя, о состоянии его благоустройства?.. Лучше скажу суммарно, но имея в виду множество конкретных фактов: учитель в нашем обществе в массе своей остается, независимо от смены «общественной формации», нищим, малоуважаемым, бесправным человеком.
Повторяю, обязательно нужно, чтобы учитель гордился тем, как общество заботится о нем, нужно, чтобы школа гордилась обществом, которое ее окружает, которому она служит. Естественно, это должно вызывать взаимную гордость общества за свою школу, за своего учителя, которые трудятся творчески, воспитывают детей, способных развивать дальше и прославлять свое общество. Но редко где можно найти такую взаимную гордость и почти всюду можно услышать одно и то же: школа недовольна обществом, а общество — школой.
Взаимные упреки, взаимное недоверие — к чему это может привести? Положение учительства в нашем тоталитарном государстве привело к тому, что школа почти что феминизировалась, мужчины не идут работать учителями не потому, что профессия учителя их не привлекает, а потому, что своей учительской зарплатой они не смогут содержать семью. Талантливые молодые люди тоже избегают педагогических вузов, потому что, во-первых, авторитаризм их же учителей не внушает им романтики учительской деятельности,
