Таинство ближнего - Мать Мария (Кузьмина-Караваева)
Чтобы все было ясным, надо сделать еще несколько оговорок. Только при таком подходе к миру и к человеку не может быть речи о том, что мир нас рассеивает, человек поглощает нашу сосредоточенность своей суетой. Это наша собственная греховная рассеянность нас рассеивает, и собственная греховная суета поглощает нашу сосредоточенность. Мы получаем от мира и от человека то, что мы в них рассчитываем получить. Мы можем получить неудобного квартирного соседа, или слишком веселого собутыльника, или капризного и непонятливого ученика, или надоедливых дам, или опустившихся пропойц. И общение с ними нас только утомит физически, раздражит душевно, притупит духовно. Но мы можем получить в человеческом Христовом образе приобщение к Телу Христову. Если правильно и духовно подойти к миру, то нам придется не только давать ему от нашей духовной скудости, но бесконечно больше получать от живущего в нем Лика Христова, от общения со Христом, от сознания себя частью Христова Тела.
И мне кажется, что только эта мистика человекообщения есть единая и подлинная духовная база для всякой внешней христианской активности, для еще в этом смысле не родившегося социального христианства, христианства, обращенного к миру, и т. д. Социальное делание должно быть такой же внехрамовой литургией, как всякое наше общение с человеком о Имени Христовом. В противном случае, даже базируясь на христианской морали, оно будет лишь христианоообразным, по существу вторичным. Все в мире может быть христианским только в том случае, если проникнуто подлинным трепетом Богообщения, доступного и на путях подлинного человекообщения. Но вне этого основного нет подлинного христианства.
Таковы, мне кажется, трудные требования, которые должно предъявить христианство во всех попытках христианского строительства жизни.
Кризис целостной жизни
Попытаемся, начав с самого большого и абсолютного, перекинуть мост к нашей ежедневной судьбе, к каждому факту нашей маленькой конкретной жизни, к тому же они еще и эмигрантские, наши жизни, а это значит, как будто, что ни о каких больших перспективах нам говорить не приходится.
Однако каждому из нас дана судьба, которая ничуть не меньше и не менее трагична оттого, что дана она нам в Париже, а не в Москве. Каждому из нас были даны рождение, любовь, дружба, жажда творчества, чувство сострадания, справедливости, тоски о вечности, и каждому дана будет смерть. Мы стоим перед правдой Господней и хотим исполнять Ее веления.
А правда Господня говорит нам, что Ее не может вместить небо – а вмещают Вифлеемские ясли, что Она созидает и держит мир – и падает под тяжестью Креста голгофского, что Она больше вселенной и вместе с тем не гнушается чашей воды, данной Ей сострадательной рукой. Правда Господня упраздняет различие между необъятным и ничтожным. Попробуем строить нашу маленькую, нашу ничтожную жизнь так же, как Великий Зодчий строит планетную систему необъятной вселенной.
Люди выбирают между скорбным ликом Христа и радостью жизни. Отрекшийся от скорбного лика Христа во имя радостей жизни верит в эти радости, но трагедия зарождается в момент, когда обнаруживается, что радости эти не очень-то радостны. Радости не дает нам подневольный механизированный труд, радости не дают развлечения, более или менее однообразные, в разной степени треплющие нервы и только, радости не дает и вся жизнь – горькая. Без Христа мир достигает максимальной горечи, потому что – максимальной бессмысленности.
Христианство – это пасхальная радость, христианство – это сотрудничество с Богом. Христианство – это вновь принятое человечеством обязательство возделывать Господний рай, однажды отвергнутый грехопадением, и, в дебрях этого заросшего бурьяном многовекового греха и колючками нашей сухой и безлюбой жизни, рай христианства велит нам корчевать, пахать, сеять, полоть, собирать урожай.
Подлинное, Богочеловеческое, целостное, соборное христианство зовет нас пасхальной песней: друг друга обымем[55]. Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы. Возлюбим – это значит не только единомыслие, но и единодействие, это значит – общая жизнь.
Необходимо отношение к человеку и к миру строить не на законах человеческих и мирских, а в откровении заповеди Божией. Видеть в человеке образ Божий и в мире создание Божие. Необходимо понять, что христианство требует от нас не только мистики Богообщения, но и мистики человекообщения.
Типы религиозной жизни[56]
Если мы начнем изучать историческое место, на котором мы находимся, или, вернее, те исторические типы благочестия, которые сейчас выработало наше историческое положение, то мы сможем объективно и беспристрастно увидеть разные категории лиц, неодинаково понимающих религиозное призвание человека. Каждая категория имеет свои положительные и свои отрицательные черты. Очень вероятно, что только сумма их дает правильный облик многогранной христианской жизни. С другой стороны, классифицируя типы религиозной жизни в православии, надо иметь всегда в виду, что, наряду с отчетливыми и законченными представителями того или другого типа, большинство людей представляют собой некое смешение двух, а зачастую и большего количества типов религиозной жизни. Классифицируя и определяя, очень трудно удержаться в рамках беспристрастия и объективности, потому что в жизни каждый человек притягивается к ему свойственному пониманию христианства и отталкивается от понимания ему чуждого. Тут можно только хотеть сделать все усилия, чтобы избежать такой пристрастности.
Если, наблюдая верующих людей, вести с ними беседы, читать разнообразные книги и журналы, посвященные духовным вопросам, то сразу бросится в глаза невероятная многогранность понимания духовной жизни. Если же попытаться свести это разнообразие к каким-то более или менее определенным группам, то мне кажется, что в данный момент эти группы таковы: в православии существуют: 1) синодальный тип благочестия, 2) уставщический тип, 3) эстетический, 4) аскетический и 5) евангельский. Конечно, такое подразделение до некоторой степени условно. Жизнь гораздо сложнее. Очень вероятно, что есть и другие категории, которые мне не удалось почувствовать. Но такое условное подразделение очень помогает в понимании многих явлений нашей жизни и до известной степени дает возможность разобраться в собственных симпатиях и антипатиях, в собственном духовном пути. У каждого духовного типа есть своя, подчас очень сложная история, свой собственный генезис, каждый определяется разнообразнейшими условиями своего возникновения. Человек не только по внутреннему тяготению оказывается в одной
