Раннее христианство. Том I - Адольф Гарнак
Задача историка отличать традиционное от самобытного, отделять ядро от скорлупы, — в проповеди Христа о Царствии Божием, конечно, трудна и ответственна. Где тут границы? Ведь мы не хотим отнять у этой проповеди ее самобытный вид и тон, не хотим преобразовать ее в бледную схему морали! Но, с другой стороны, не хотим же мы лишить ее своеобразия и силы, присоединяясь к тем, которые всю ее выводят из представлений того времени. Недостаточность этого последнего метода явствует уже из того способа подбора, к которому прибегал Христос. Он не упустил ни одного представления, в котором еще жила искра нравственной силы, и не принял ни одного, которое поощряло себялюбивые ожидания народа, — уже это различие доказывает, что Он говорил и проповедовал по более глубокому уразумению. Но у нас есть гораздо более убедительные доказательства. Кто хочет знать, что значат Царствие Божие и наступление этого Царствия в возвещении Христа, тот пусть прочтет и обдумает Его притчи. Тут он поймет, в чем дело. Царствие Божье наступает, приближаясь к каждому отдельно, входя в его душу и будучи усваиваемо им. Царствие Божие это, конечно, — владычество Бога, но владычество святого Бога в каждом отдельном сердце, это сам Бог и Его сила. Тут исчезло все драматическое во внешнем историческом смысле, тут рухнули все мирские расчеты. Возьмите какую угодно притчу, — о сеятеле, о драгоценной жемчужине, о кладе на ниве, — слово Божие, сам Бог есть то Царствие; суть не в ангелах и дьяволах, не в престолах и властях, а в Боге и душе, в душе и ее Боге.
ЛЕКЦИЯ ЧЕТВЕРТАЯ
В последний раз мы говорили о проповеди Христа, поскольку она касалась возвещения о Царствии Божием и приближении его. Мы видели, что это возвещение встречается во всех видах и формах, начиная Страшным судом в ветхозаветном пророческом тоне и кончая мыслью о наступающем уже теперь внутреннем приближении Царствия. Наконец, мы попытались указать, почему последнее представление нужно считать высшим. Прежде чем объяснить это подробнее, я хотел бы указать на два очень важные представления, держащие середину между двумя полюсами: «страшным судом» и «внутренним пришествием».
Во-первых, пришествие Царствия Божия означает разрушение царства сатаны, победу над дьяволами. До сих пор они царствовали; они овладели и отдельными людьми, и народами и подчиняют их своей воле. Христос же не только объявляет, что Он явился для того, чтобы разрушить дело дьявола: Он действительно изгоняет демонов и освобождает людей от их власти.
Позвольте мне сделать маленький экскурс. Нет ничего для нас в Евангелии более чуждого, чем именно эти рассказы о демонах, которые в нем встречаются так часто и которым евангелисты придают такое важное значение. Многие из нас отвергают эти писания по одному тому, что в них встречаются такие неразумные вещи. Поэтому полезно будет припомнить, что подобные рассказы встречаются во многих сочинениях того времени, и в греческих, и в римских, и в иудейских. Представление об одержимости или бесноватости было всюду и всем известно, даже наука того времени объясняла ею целый ряд болезненных явлений. И именно такое объяснение этих явлений, будто злая духовная сила овладела человеком, содействовало тому, что душевные болезни принимали такую форму, как будто действительно в душу вторглось чужое существо. Это не парадокс. Представьте себе, что нынешняя наука объявила бы, что большая часть нервных болезней происходит от одержимости и что это объяснение распространилось бы среди народа при помощи газет, — сразу же мы узнали бы о массе случаев, в которых душевнобольные казались бы и другим и себе самим одержимыми злым духом. Теория и вера действовали бы силою внушения и произвели бы точно таких же «бесноватых» среди помешанных, как они производили их столетиями и тысячелетиями. Поэтому было и ненаучно и нелепо приписывать Евангелиям особенное представление или даже «учение» о демонах и одержимых ими. Они только разделяют общие для их времени представления. В наше время мы редко встречаем эти формы душевных заболеваний; но они не вымерли. И где они появляются, там и ныне, как и тогда, самое лучшее средство против них — слово сильной личности. Она в состоянии угрожать «бесу», победить его и излечить этим больного. В Палестине должно было быть особенно много бесноватых. Христос видел в них силу зла и тьмы и изгонял болезнь Своей чудодейственной властью над душами тех, которые в Него верили. Это нас приводит ко второму пункту.
Когда Иоанн Креститель в темнице был мучим сомнениями о том, тот ли Иисус, «Который должен прийти», он послал к Нему двух учеников, чтобы они спросили Его самого. Ничего нет более трогательного, чем этот вопрос Крестителя, ничего нет более возвышенного, чем ответ Господа! Но не станем чересчур обдумывать эту сцену. Как гласит ответ? «Пойдите, скажите Иоанну, что вы видели и слышали: слепые прозревают, хромые ходят, прокаженные очищаются, глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют». Вот это — пришествие Царствия, или лучше, в этом действии Спасителя оно уже объявилось. В этом исцелении и устранении горя, нужды и болезней, в этой осязуемой деятельности Иоанн должен был почуять наступление нового времени. Исцеление бесноватых составляет лишь часть деятельности Христа; но сам Христос называет его смыслом и печатью своей миссии. Значит Он обратился к горюющим, больным и нищим, но не как моралист и безо всякого следа слащавой сентиментальности. Он не распределяет зла по группам и рубрикам. Он и не спрашивает, «заслуживает» ли больной исцеления; Он также далек от симпатии к страданию и к смерти. Он нигде не говорит, что болезнь полезна и что зло дает здоровье. Нет, болезнь Он называет болезнью и здоровье здоровьем. Всякое зло, всякое горе Его ужасают, Он его причисляет к великому царству сатаны; но Он чувствует в себе силу Спасителя. Он знает, что прогресс возможен только там, где удается побороть слабость, вылечить болезнь.
Но этим последнее еще не сказано. Царствие Божие приходит уже во время исцеления и скорее всего с прощением грехов.
