Подарок судьбы - Ирина Константиновна Семина

— Это вы зря, — сказал мужчина. — Так и в старую клячу превратиться недолго. А женщина должна быть полетной! Порхать, парить и радовать глаз!
— У нассамих крыльев нет, — вспомнила Люба. — По штату не положены.
— А где живут эти самые нассамихи? — поинтересовался мужчина. — И как они выглядят?
— Выглядят они ужасно, хоть и целесообразно, — искренне ответила Люба. — А живут они там, куда я больше никогда не вернусь. Я хочу отрастить себе крылья! Вместо горба.
— Так может, ваш горб — это и есть крылья? — предположил мужчина. — Только сложенные. Вам надо просто их расправить, и тогда…
— И тогда я полечу? — с робкой надеждой мечтательно проговорила Люба. — Я тоже буду парить, порхать и радовать… Но неужели это возможно?
— Отчего же нет? — с улыбкой спросил Посланец Небес. — Сделайте такой выбор — и начните его воплощать в жизнь. Ведь в этой жизни все зависит от нас самих!
Когда мы слушали эту сказку, в зале царило веселье. Иван так живописал нам историю женщины Любы, так комично в лицах изображал разговор нассамих, что мы просто покатывались со смеху.
Но вот когда сказка закончилась и началось обсуждение, нам стало не до смеха. Выяснилось, что большинство из нас — самые настоящие нассамихи, только маскируемся. И я в себе, надо признаться, нашла очень много неприятных черт нассамихи.
— Я рад, что сказка вам всем по душе пришлась, — сказал Иван. — Значит, домашнее задание будете выполнять с удовольствием. Ведь все наши результаты зависят от нас самих!
— Подумайте, девоньки, на досуге, кем быть-то хотите — красой-зазнобой или мохнатой нассамихой с длинным носом, — добавила стимула и мотива Баба Яга. — Да не просто подумайте, а запишите! Будете потом, через пару-тройку годков, перечитывать долгими зимними вечерами и хохотать, какие вы смешные когда-то были…
Хм, пару-тройку годков… Я, например, намеревалась выскочить из замкнутого круга значительно быстрее. Желательно — до возвращения моего горнолыжника (о господи, я про него как-то уже совсем забыла!!! Ну чудеса!!!).
— Ну, а вторая часть домашнего задания — творческая, — продолжил Иван. — Она необязательная, для желающих. Посмотрите сейчас внимательно друг на друга, вдруг кто-то вас на сказку вдохновит? Только вы не говорите, кто! Мы лучше потом отгадаем, когда вы ее нам прочитаете.
Я честно посмотрела на присутствующих, но ничего не придумала и махнула рукой: задание все равно необязательное, так что и напрягаться?
Самое последнее, что мы сделали, — это встали в Круг Силы. Каждый должен был положить туда какое-то полезное качество, которое у него есть. Мне Пучеглазик что-то такое уже рассказывал, поэтому я думала недолго — положила туда терпение. Уж чего-чего, а этого добра у меня было в переизбытке, неплохо бы часть раздать нуждающимся, что я с удовольствием и сделала.
Подарочек восьмой
Я ПИШУ СКАЗКУ
Еще по дороге домой я с удивлением обнаружила, что, несмотря на насыщенный день, у меня наблюдается прилив сил, поток энергии и даже какой-то азарт. В последний раз я себя так чувствовала давным-давно, лет в четырнадцать, в оздоровительном лагере.
— Это всегда так бывает, когда правильной дорогой пошел, — объяснил Пучеглазик. — Вселенная таким образом тебя направляет. Если скучно — остановись, подумай, вернись и перевыбери. Значит, не твоя дорога. А когда твоя — ну просто все радует, и темп хороший, откуда только силы берутся!
— Знаешь, я думала, что там все не так будет, — призналась я. — Мне казалось, что мы будем по очереди свои проблемы озвучивать, а остальные — советы давать, и в результате еще и чужие беды на себя навесишь. А все оказалось так… сказочно! И все такие интересные!
— Да, я тоже обратил внимание: сидят такие чудные женщины, ну кто бы мог подумать, что хоть у одной из них Новый год мог неудачно пройти? — поддержал меня Пучеглазик.
— Мне только одна не понравилась — та самая дама, которая филолог, — вспомнила я. — Чем-то она меня раздражает.
— Чем, например?
— Какая-то она… Правильная. Да, правильная, однозначная и прямолинейная, как шлагбаум. Наверное, с ней очень трудно ладить. Под нее подстраиваться надо, а кому понравится? И держится она, прямо как… императрица. Фу-ты ну-ты, не дай бог придворный этикет нарушить!
— Ого, как она тебя зацепила! — удивился Пучеглазик. — Полагаю, кроется в этом какой-то подарочек…
— Ну, может быть, — с сомнением протянула я — я-то пока никакого подарочка не видела, поэтому предпочла оставить эту заморочку, что, более насущных дел у меня нет, что ли?
Но тем не менее мысль об «императрице-филологе» все время крутилась на задворках сознания, и когда я уже расстелила постель, готовясь ко сну, она вдруг стала стремительно расширяться и обрастать моими домыслами и фантазиями.
— Пучеглазик! Что это со мной? — жалобно спросила я. — Мне спать надо, а из меня история лезет! Прямо распирает всю!
— Распирает — надо выпустить, — посоветовал Пучеглазик. — Это как роды — отложить невозможно. Иди и запиши, а то будешь всю ночь вертеться и не выспишься!
Я последовала его совету и отложила отход ко сну, схватила тетрадку, и…
Ой, недаром Пучеглазик называл меня сказочницей! У меня вдруг открылся какой-то шлюз, и потоком хлынули образы, метафоры и сравнения. Мне даже думать не приходилось — я строчила, как одержимая, ручка словно сама собой бегала по листу. Почему-то я не воспользовалась компьютером и писала по старинке, как школьное сочинение, на листочках в клеточку.
Сначала я представила филологиню в виде Императрицы — высокая, статная, надменная, но потом вдруг из-под этого образа проглянул какой-то совсем другой — словно там, под внешней оболочкой, еще кто-то находился. Я разрешила фантазии буйствовать, как она хочет, — и вот уже сплелась целая история, которая поразила и меня, и Пучеглазика.
ИМПЕРАТРИЦА
Императрица ступала стремительно и четко, словно вбивала каждый шаг в ковровую дорожку. Осанка величественная, плечи развернуты, подбородок слегка вздернут, взгляд строго перед собой. Но тем не менее боковым зрением она успевала зорко подмечать все. Подданные склонялись в почтительных поклонах, опускали лица, но она видела их взгляды. Подобострастные… льстивые… тревожные… бегающие… разные. Случались даже ненавидящие. Она едва заметно усмехнулась уголками губ. Ну-ну… Ненавидят — стало быть, боятся. Боятся — значит уважают.
Длинная дорожка дворцовой залы окончилась, тяжелые резные двери кабинета захлопнулись, она прошла к письменному столу, грузно уселась. Ей тут же услужливо пододвинули письменный прибор, секретарь раскрыл папку с бумагами.
— Вы свободны, — махнула рукой она. — Советник…
Советник выступил вперед, дождался, когда





