Быть. Монография - Василий Леонидович Курабцев
Райх полагал, что нацизм с помощью тоталитарного государства подавляет «естественные, прежде всего сексуальные, влечения человека» [43, 8]. Подавляюще действует также машинизированная жизнь и расистские взгляды. В результате человек теряет способность к сопротивлению и готов выполнять любые приказы «фюрера» [43, 8], воспринимая это как спасение. То есть, можно сказать, Райх обнаружил в человеке не столько сексуальное животное, сколько расовое и обозленное животное. Как утверждал Ницше, грубое животное «под социокультурной размалевкой».
И семья Франклов после Anschluss’a (нем. присоединения; аннексии Австрии гитлеровской Германией в 1938 году) хорошо почувствовала новую реальность. Нацисты сожгли синагогу, и отец Франкла на ее месте нашел кусок мрамора с еврейской буквой и принес домой. Он сказал: это «сокращение одной из десяти заповедей» – «почитай отца своего и мать свою…» [43, 291]. А в 1942 году нацисты добрались и до их семьи: Франкл, его беременная жена и родители были депортированы в фашистский концлагерь Терезиенштадт, в котором отец Франкла вскоре скончался.
Осенью 1944 года семью перевели в концентрационный лагерь Аушвиц (Освенцим), и там мать Франкла отправили в газовую камеру. М. Л. Полищук приводит следующий, «обычный» факт: «Доставленные 23 сентября 1944 года 12300 детей из Каунаса без всякой бюрократической волокиты были отправлены прямо на истребление в газовые камеры» Освенцима [42, 39]. Тот же автор об Освенциме сказал так: это такие «сумерки цивилизации», в которых «накопленная веками мерзость человеконенавистничества нашла свое наиболее чудовищное выражение» [42, 51]. То есть Виктор Франкл оказался выживателем среди самых чудовищных человеконенавистников, причем полностью зависимым от их смертоносной воли.
После Освенцима Франкла этапировали в Тюркхайм (система лагерей Дахау), а жену перевели в лагерь Берген-Бельзен, где она погибла. И только 27 апреля 1945 года Франкла и других узников освободили американские войска. Из всей семьи Виктора Франкла, кроме него самого, выжила только сестра, эмигрировавшая в Австралию.
Как же выживал Франкл? Он постоянно спасался от голодной смерти и работал преимущественно на земляных работах и на строительстве железнодорожных путей. И как-то в одиночку сумел прорыть под улицей тоннель для водопроводных труб. Он был очень обрадован, когда получил к Рождеству 1944 года два премиальных талона от строительной фирмы, где трудился на положении раба. Это были 12 сигарет, то есть, по обмену, 12 порций супа! Как пишет Франкл, это было уже почти спасение от голодной смерти, отсрочка ее, по крайней мере, на две недели!
А начало жизни в царстве смерти было очень немецко-нацистское: по прибытии в концлагерь «первичную селекцию» проводил офицер СС – высокий, стройный, молодцеватый, в безукоризненной, почти ослепительной форме, элегантный и холеный. Он стоял в непринужденной позе, подпирая левой рукой правый локоть, подняв правую кисть и делая указательным пальцем легкое, небрежное движение – налево, направо. Но чаще налево…
Налево (а это для 90 % поступивших) – означало в газовую камеру [51, 134]. Франкл это мгновенно осознал, приободрился, подтянулся, – и эсэсовец, на секунду задумавшись, положил обе руки на его плечи (а Франкл старался не сутулиться, стоял навытяжку) и медленно развернул его направо… Так состоялось первое и очень важное выживание Виктора Франкла.
Но запомнился и другой эсэсовец, тоже немец, начальник одного из концлагерей, который давал свои личные, при этом немалые деньги для «медикаментов для заключенных». Зато как бы «свой», староста, из среды заключенных, вел себя страшнее всех эсэсовцев – «бил заключенных, когда, где и как только мог» [51, 155]. Не отсюда ли парадоксальный вывод Виктора Франкла о том, что человека можно отнести с точки зрения нравственности – или «к „расе“ людей порядочных, или к „расе“ нравственно испорченных»? [51, 202]. С этим можно согласиться: есть ли у человека человечность, чтобы даже в бесчеловечной среде не превратиться окончательно в зверя, или ее нет?
И что «человечные люди являются и, быть может, всегда будут оставаться, меньшинством» [51, 10]. Думается, что истина здесь сложнее: в России человечные традиционно в большинстве, а в условиях нацификации Германии или другой страны, например, Украины образца 2022 года, окажется прав Франкл. Есть, конечно, и другие причины приобретения или утраты населением человечности.
Концлагерь срывал маски со всех. И там люди становились более различными. Кто-то вдруг представал «животным» (как упомянутый староста), кто-то – порядочным или почти «святым» [51, 77]. Аналогичное происходило и в северокорейском плену. Согласно Р. Дж. Лифтону одни американские солдаты оказывались альтруистами, а другие избирали «примитивнейшие формы борьбы за выживание» [51, 109]. Экстремальный экзистенциальный выбор человека перед лицом смерти плюралистичен и не всегда поддается адекватному пониманию. Кроме того, человек слаб и немощен, и какая-то грань (мера) может неожиданно обломить его. Так, маршал авиации А. А. Новиков, при всей своей мужественности, не смог в подвалах органов безопасности в 1946 году вынести пытки лишением сна и дал компромат на маршала Г. К. Жукова и других командиров.
Франкл, как и Райх, также обратил внимание на потрясающий конформизм обычного немца, вдруг ставшего палачом и садистом. Одна из причин этого – стандартизированная обезличенность человека. «Чем больше стандартизирована личность, чем больше она „растворяется“ в своем классе, национальности, расе или характерологическом типе, тем больше она соответствует некоему стандартному среднему – и тем ниже она в нравственном отношении» [51, 201–202]. Личность менее податлива уже потому, что слишком своеобразна по сравнению с человеком толпы. «Существование человека как личности означает абсолютную непохожесть его на других» [51, 200].
Конформизм, а также тоталитаризм он связывал с «экзистенциальным вакуумом» [51, 295], пустотой глубочайших переживаний и смыслов. Франкл постоянно подчеркивал: «Совесть – орган смысла» [51, 38]. Чем примитивнее человек, тем проще им управлять, манипулировать, внушать, причем едва ли не что угодно. Однако видится и другая причина растворения человека в своей нации и социальных структурах – это соблазн какой-либо идеей, уверование в истинности неистинного, уступка близкому человеку, чтобы его не потерять, и другое. При этом человек может пребывать в экзистенции, быть высококультурным и образованным, быть религиозным, быть даже гениальным и так далее. Не оказался ли таковым и Мартин Хайдеггер, пребывавший с 1933 по 1945 год в нацистской партии и мечтавший стать «фюрером для фюрера»?
У нацистов же, в понимании Франкла,
