Быть. Монография - Василий Леонидович Курабцев
Как же далек от философа св. Франциск Ассизский! Св. Франциск с детства был прост и добр, «любил природу, любил животных, жалел бедных, понимал духовную опасность богатства и даже собственности» [53, 14]. «Святой Франциск действительно верил, что открыл тайну жизни, и она – в том, чтобы стать слугой, стать вторым, а не первым» [53, 45].
Тайна жизни святого Франциска – полная противоположность тайне жизни человека в понимании Гегеля. И в результате этого выбора у Гегеля получилось неполное, двусмысленное и сомнительное христианство. Может быть, даже антихристианство?
Попробуем также сравнить два понимания истины (высшей истины). Одно понимание – от Иисуса Христа: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14.6). А второе – от Гегеля: «Идея есть истина и все истинное есть идея» [14, 563]. Истина Христа – это абсолютное добро и любовь. А истина Гегеля (Абсолютная Идея) – это абсолютный разум, прогрессивно развивающийся и освобождающий. Вне добра, абсолютно вне добра. Вне любви, абсолютно вне любви.
Это понятно уже потому, что согласно Гегелю в мировой истории войны – оздоравливают, а революции – «омолаживают». Отдельные расы и этносы величаются «варварами и неравноправными», а другие еще хуже – «самыми тупыми дикарями». Кровавого французского генерала Карно («террориста» согласно Д'Онту) Гегель после личной встречи назвал «приятным стариком». Жестоко обошелся со своим внебрачным сыном. И так далее.
После пяти лет отличной учебы в Тюбингенской духовной семинарии он стал пастором. Но служить пастором не пожелал и, возможно, имел какое-то недоказанное отношение к франкмасонству.
Есть и позитивные стороны философии религии и личной религиозности Гегеля. Так, в «Философии права» он пишет: «Религия есть интегрирующий момент глубочайших пластов умонастроения» [17, 343]. Или: религия – это «скорее, святилище самой истины, в котором рассеиваются и исчезают все обманы чувственного мира, конечных представлений и целей – этого царства мнения и произвола». Предмет философии и религии один: «всеобщее, в себе и для себя сущий разум» [12, 118]. В последнем выводе Гегель очень проблематичен. Но младогегельянец Маркс пошел гораздо дальше – вообще отказался от всех этих метафизических идей.
В итоге Гегель сам своим «быть» доказал, что Ding-an-sich Иммануила Канта – это реальность. Потому что невозможно до конца понять творчество вообще и, конечно же, творчество самого Г. В. Ф. Гегеля. Как невозможно до конца понять тайну человека и жизнь человека. Да и многое другое, особенно Бога и Божий мир.
Да, есть «поверхность» мира и жизни. Можно сказать в духе Гегеля: «Ничтожное и исчезающее составляют лишь поверхность мира, а не его подлинную сущность. Подлинную сущность мира составляет в себе и для себя сущее понятие, и мир, таким образом, сам есть идея» [18, 418]. Но это слишком неполный ответ. Это всего лишь небольшая толика знания, которую Господь Бог позволил открыть и озвучить великому человеку по имени Гегель. «Подлинная сущность» мира осталась бесконечно сокрытой. И не помогут человечеству большие адронные коллайдеры и несравненные искусственные разумы. Мир – не понятие и не идея.
Но не следует чрезмерно и принижать науку. Гегель должен остаться великим человеком и должен возвышенно, словами Мартина Лютера, говорить: «So stehe ich, ich kann nicht anders… (нем.) – я стою здесь, я не могу иначе» [29, 522, цит. Мартина Лютера].
«Бог есть всеобщий, абсолютный, существенный дух» [12, 125]. Пусть будет так. Дух человека – частица этого духа, воспламеняющаяся от Него. И это – чудо, в которое, казалось бы, не верил Гегель. Или верил?
«Дух как раз и есть подлинное чудо, идущее против природы» [12, 125]. Вот такое крайне противоречивое философско-теоретическое лютеранство великого мыслителя.
Гегель как апологет антиэкзистенциальной антропологии
И. А. Ильин не раз отстаивал метафизически истинную идею: человек есть дух. «Человек есть дух, т. е. нетелесная творческая энергия со своими особенными ценностями и целями, с особыми критериями». Критерии – это свобода, достоинство, ответственность, чистота, любовь, бессмертие [29, 249–250].
Казалось бы, Гегель показывал то же самое, причем духовно-максималистски. Особенно ярко это прозвучало в «Лекциях по истории философии»: «Так как человек есть дух (выделено мной. – В. К.), то он смеет и должен считать самого себя достойным величайшего, и его оценка величия и силы своего духа не может быть слишком преувеличенной, как бы он ни думал высоко о них; вооруженный этой верой, он не встретит на своем пути ничего столь неподатливого и столь упорного, что не открылось бы перед ним» [12, 65]. «Сущность моего духа и есть мое могущественное бытие, сама моя субстанция; в противном случае я лишен сущности. Эта сущность… может загореться ярким светом от всеобщей сущности как таковой»; отсюда – и «знание Бога» [12, 128].
В «Лекциях по истории религии» Гегель проводит ясную параллель между человеческим духом «и „Святым Духом“» [47, 7]. С той только особенностью, что Дух Святой для Гегеля – это почти исключительно нечто сциентистское, научно-интеллектуальное, а не любовь, человеколюбие, добро, прощение, смирение и другое. Гегель – фаустовский человек европейской цивилизации, человек разумно активистский, а не духовно-нравственный. Этот гуманистический активизм, связанный с величием духа человека, может показаться утопичным, безосновательным, недодуманным, но сам Гегель себя, в общем-то, не обманул.
Обманул ли он других? Ибо если человек – «дух», то, усиленный верой в себя и непрестанным трудолюбием, он, скорее всего, способен эту потенциальность сделать достаточно заметной актуальностью. А это уже и не утопия.
И снова можно предположить, что этот максимализм Гегеля оправдан не только его собственной потенциальностью и величием его современников, но и опорой на всемирные амбиции его Родины Германии. «Титанизм», скорее всего, специфическая черта фаустовского человека. Метафизика «титанизма» позволяет понять абсолютно неразумные претензии Германии, например, в двух мировых войнах ХХ века. Цель Германии в Первой мировой войне не больше и не меньше – мировое господство! Аналогичная цель во Второй мировой войне! Нечто созвучное у российских большевиков, которые были учениками Гегеля и Маркса: всемирная победа пролетарской революции (движения) и построение коммунизма во всем мире. Но история их быстро откорректировала. И цели оказались более прагматическими, хотя и сохранили свою утопичность.
Дух человека согласно Гегелю абсолютен и свободен. «Подлинная жизнь духа, взятого сам по себе, есть сознание абсолютности и свободы самого „я“» [24, 144, цит. Гегеля]. Это означает: уйти от «утоптанного поля мысли» (Шестов), стоять в креативности, плыть в чистом мышлении как «в безбрежном океане». В «одиночестве, неуверенности, ненадежности, шаткости всего…» [24, 45–46] – к сияющим (или зияющим?) высотам свободного и абсолютного «я». Так хочет лучший западный человек.
