Европейская гражданская война (1917-1945) - Эрнст О. Нольте

было стать присоединение к ней и Советского государства. Советский Союз был действительно к этому готов, поскольку его руководство чувствовало угрозу гораздо в большей степени, нежели любое другое государство. Однако разве не оно устами своих приверженцев когда-то торжественно провозгласило, что именно оно – "могильщик буржуазного общества"? Разве не оно на протяжении пятнадцати лет жестко отстаивало идеи ревизионизма? Разве не оно еще раньше начало преследовать христианскую церковь, гораздо жестче и эффективнее, чем это делали национал-социалисты? Разве не оно раз и навсегда отняло у сионизма всякую возможность действовать и провозглашать свои идеи, в то время как в Германии еврейские общины продолжали вести активную внутреннюю жизнь и даже способствовали сионистскому движению. Бриана уже, правда, не было в живых, однако предостережения Жана Эрбе об опасности "Зла" едва ли были полностью забыты во французском Министерстве иностранных дел. Впрочем, многие англичане, как и прежде, размышляли наподобие "авгуров". * Когда в сентябре 1934 года обсуждался вопрос о вступлении Советского Союза в Лигу наций, то швейцарский бундесрат Мотта выразил глубочайшее недоверие, в котором еще были живо слышны отзвуки опыта Первой мировой войны: "Наша миссия в Петербурге была в 1918 году разграблена, а один из представителей зверски убит. Но мы еще не слышали даже видимости извинений. Когда в 1918 нам угрожала попытка генеральной забастовки со всеми ужасами гражданской войны, нам пришлось применять военную силу для того, чтобы удалить из Берна советскую миссию, которая была замешана в раздувании этих конфликтов. ‹…› На любой территории коммунизм означает тотальное отрицание всех идей, на которых основывается наша сущность и наша жизнь. ‹…› Его распространение за пределы политических границ питает его жизненный дух. Если он от этого отказывается, – он отрицает сам себя. Если он сохраняет ему верность, то он становиться общим врагом, ибо угрожает всем нам".'

Мотта, правда, не смо'г воспрепятствовать принятию Советского Союза в Лигу Наций, однако вопреки всем речам и заверениям Литвинова радикальная противоположная тенденция, которую коммунистические теоретики считали важнейшей и чуть ли не неизбежной, полностью не исчезла. Речь идет о политике Большого Согласия между капиталистическими державами, – признания немецкого господства на Европейском Востоке после уничтожения коммунистического режима. Она, очевидно, соответствовала собственным устремлениям Гитлера и, казалось, лишь способствовала укреплению колониальных империй Франции и Англии. Поэтому-то она находила столь горячую симпатию во влиятельных кругах западных держав. Хотя эту политическую линию вряд ли можно было вынести на суд общественности, однако она серьезно ослабляла политику большого Сопротивления, и министр иностранных дел Франции Пьер Лаваль, хотя и заключил в 1935 году с Советским Союзом оборонный договор, однако в первую очередь руководствовался внутриполитическими соображениями, когда он побудил Сталина публично выразить одобрение усилиям Франции по перевооружению своей армии. Это стало тяжелым ударом по активной антивоенной агитации французских коммунистов и вместе с тем непроизвольно подготавливало основу для формирования Народного Фронта, который был создан в течение последующих двенадцати месяцев коммунистами в союзе с социалистами и лево-буржуазными радикальными социалистами под лозунгом нового типа -"антифашизма". Лаваль, однако, не сделал ничего для ратификации соглашения Национальным Собранием и Сенатом, ибо в действительности он давно уже стал сторонником политики малого Сопротивления.

Осевым пунктом этой политики стала фашистская Италия Муссолини. Если бы удалось сделать Муссолини надежным партнером западных держав, Гитлер попал бы в тиски, которые бы заставили его вести себя потише, и в этом случае, возможно, не потребовалось бы вовлечение в коалицию Советского Союза, что грозило непредвиденными последствиями и особенно пугало Англию. В апреле 1935 года на конференции трех держав в городе Стреза эта политика достигла своей кульминации: там решительно отвергались возможные изменения Версальского Договора, в чем обвинялся Гитлера, когда 16 марта 1935 года якобы в ответ на продление обязательной военной службы во Франции на два года он объявил о введении всеобщей воинской повинности и тем самым снял всякие сомнения с вопроса о самой широкой модернизации немецкой армии. Однако Муссолини полагал, что за свое участие на стороне западных держав ему стоит запросить высокую цену, а именно выговорить терпимое отношение союзников к его намерениям превратить Италию – по образцу ее партнеров – в великую колониальную державу и оккупировать Эфиопию, v которая уже с 1923 года являлась участником "Лиги наций" и поэтому v полагалась на защиту коллективной безопасности. Не получив никаких заверений, 2 октября 1935 года дуче тем не менее рискнул созвать на площади Италии миллионы людей, призвав "пролетарскую и фашистскую Италию" завоевать себе, наконец, место под солнцем – отправиться в военный поход в Восточную Африку, чему так долго препятствовали буржуазные нации Запада. Тем самым он в кратчайший срок разрушил политику малого Сопротивления, хотя остаточные надежды на ее возобновление, как это вскоре должно было выясниться, были достаточно сильны, чтобы обеспечить Муссолини успех его начинания.

Между тем Великобритания самостоятельно предприняла резкие шаги в области второй весьма малой возможности в рамках мировой политики – политики малого Согласия. Вскоре после введения всеобщей воинской обязанности в Германии британский кабинет запросил у Гитлера, сохраняется ли еще в силе достигнутая некоторое время назад договоренность о посещении Германии министром иностранных дел сэром Джоном Сай- ' моном и лордом-хранителем печати Энтони Иденом. Естественно, что Гитлер не мог дать отрицательный ответ, и в беседах 25 и 26 марта, по всей видимости, он произвел весьма хорошее впечатление на английских гостей, которые полагали увидеть демагога, а тут пришли к мнению, что встретили настоящего государственного мужа. Хотя сразу после встречи Саймон и Идеи отправились в Москву, однако после своего возвращения поддались инициативе Гитлера, и в ходе стремительных переговоров с послом по особым поручениям Риббентропом было подготовлено соглашения о флотах, которое 18 июня и было предложено ошеломленной мировой общественности. Суммарный тоннаж немецкого военного флота не должен был превышать тридцати пяти процентов от флота британского, в то время как подводный флот мог формироваться на паритетных началах. Этим Великобритания, конечно, достигала своей цели, – связывала Германию новыми договорами, – после разрыва Версальского Договора, однако это задним числом санкционировало сам этот разрыв, все больше убеждая Гитлера в том, что его не ожидает никакого решительного противодействия, если он сбросит с себя последние и важнейшие оковы, наложенные на Германию в результате ее поражения в Первой мировой войне.

Предпосылки для этого создавал Муссолини. Направив свои войска в поход против Эфиопии, он неожиданно натолкнулся на жесткое сопротивление, и уже через несколько недель пятьдесят стран Лиги Наций наложили на Италию свои санкции. Однако дуче продемонстрировал все силу своих стальных