Европейская гражданская война (1917-1945) - Эрнст О. Нольте
Но даже еврейские противники и жертвы национал-социалистского антисемитизма не были полностью лишены этого момента сродства, хотя, как известно, не только одни лишь евреи чувствовали угрозу со стороны антисемитов. Антисемитизм также представлял собой комплексный феномен, и внутри него могут быть различены четыре основных мотива, которые своим происхождением обязаны различным историческим источникам:
Национал-социалистский антисемитизм являл собой некий извод узколобого социализма, который все упреки, направляемые социалистами против капитализма, концентрировал на евреях: речь идет об упреках в эксплуатации, паразитизме, отчужденности от народа. Однако многие прежние социалисты в первую очередь боролись с Ротшильдом и евреями, "королями эпохи". Лишь Карл Маркс перенес критику на более широкий предмет – капитализм, хотя и он объявлял, что современный мир является еврейским вплоть до самой своей сердцевины.3
Между тем в национал-социалистическом антисемитизме наряду с социальным содержался и национальный мотив, который, несомненно, имел свой коррелят с еврейской стороны, а именно, сионизм. Правда, в своей существенной части сионизм, с одной стороны, был реакцией на антисемитизм, прежде всего русский и французский, с другой же стороны, он имел и независимые корни в развивавшемся национальном чувстве, наподобие того, как это выражалось в итальянском движении за свободу и единство. Эта связь просматривается в главной сионистской книге Моисея Гесса "Рим и Иерусалим" 1862 года. Поэтому не только как защитные меры можно рассматривать то, что немецкие сионисты еще до 1914 года сделали необходимым условием членства в союзе согласие вступающих переселиться в Иерусалим.
В качестве исторического обоснования национал-социалистской враждебности к евреям была выставлена версия удара в спину: будто бы евреи во время Первой мировой войны уклонялись от военной службы и еще до военного поражения совершили измену. Но все же динамической сердцевиной этого мотива, очевидно, были не сомнительные или ложные утверждения о проценте евреев в составе бюрократии военной экономики, а воспоминание о роли в немецкой революции таких евреев, как Левине, Левьен, Эйснер и Роза Люксембург. Речь уже шла о мотиве еврейского большевизма, который был прямо-таки противоположным по отношению к двум первым мотивам.
Высшим пунктом национал-социалистского антисемитизма явилось идеологическое и мифологизированное каузальное учение, которое все роковые события мировой истории выводило из воздействия со стороны демонической силы, а именно – евреев. Так, рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер в публичном докладе "Охранные отряды СС как антибольшевистские боевые организации" 1935 года обратил свой взгляд в прошлое, где "в течении эпох блистал неустанный меч палачей Каннштатта и Верден", где воздвигали костры во время охоты на ведьм, где инквизиция опустошала Испанию, где в период террора Французской революции были гильотинированы лучшие сыны народа Франции, – и во всем этом, по мнению Гиммлера, "участвовал наш общий враг, еврей, в том или ином облачении или через какую-нибудь из его организаций". В том же докладе все трудности и катастрофы немецкой истории таким сравнительно рациональным образом выводились из свойственного немцам влечения к свободе и индивидуализма, благодаря чему становилось очевидным, что основополагающий опыт напоминал опыт большевизма и ленинское "кто кого?" превращалось в тезис, будто в расовых боях не может быть никаких мирных договоров, а поражение народа означало для него – смерть.
Первый и самый реальный мотив показал наименьшую эффективность и силу. Бойкот, начавшийся 1 апреля, в первую очередь направленный против еврейских магазинов, быстро сошел на нет, и вплоть до 1938 года активности иудеев в экономике почти никто не препятствовал, – не в последнюю очередь благодаря покровительству рейхсминистра экономики Шахта.
Второй мотив составлял основу "Нюрнбергских законов" от 15 сентября 1935 года, которые превращали иудеев в простых "государственных подданных", но, конечно же, выходили за рамки государственно-правовых аспектов в той мере, в какой они – в соответствии с феодальными, но также и американскими примерами – вводили в законодательство понятие "крови" и угрожали наказанием за совершение бракосочетаний и даже за внебрачные сношения между евреями и немцами. Абсолютно сионистским было и трансфер-соглашение (Haarva), которое должно было облегчить евреям выезд в Палестину.
Третий мотив представлял устойчивый, хотя и скорее пропагандистский топос.
Четвертый мотив последовательно выражал всю остроту революционного характера национал-социализма. Актуальность здесь получал вопрос о том, не означал ли он настоящего объявления войны "Западу" ("Abendland"), защитниками которого националисты – в отличие от Эрнста Никиша и других национал-революционеров – себя безапелляционно провозглашали.
То, что Гитлер, сражаясь с церковью и дискриминируя евреев, во многих государствах и особенно в Англии создавал себе многочисленных антагонистов, которые в противном случае оставались бы нейтральными по отношению к чистому национал-социализму, делают очевидным многочисленные высказывания англичан, которые заявляли: "Я думаю, расистское преследование принадлежит какой-то другой эпохе". s С другой стороны, даже Наум Гольдманн в своих воспоминаниях сообщает, что хотя на еврейском всемирном конгрессе он и провозгласил "еврейский бойкот нацистской Германии", однако вопреки жестким нападкам энергично выступал за трансферное соглашение.
Казалось, все говорило за то, что режим, который благодаря своей внутренней политике создавал себе столь могущественных противников, должен был натолкнуться на решительное и единое противодействие со стороны всех государств, – в той мере, в какой его ревизионистские устремления отстаивались не просто пропагандистскими или дипломатическими путями, но и подкреплялись мощным перевооружением. Европейский континент в значительной степени еще сохранял свой авторитет, как бы ни было поколеблено его мировое господство Первой мировой войной и выхождением на мировую арену новых неевропейских держав, как, например, США или Японии. Германия же являлась потенциально сильнейшей, пусть даже и наиболее опасной, державой континента, и даже немецкая культура едва ли тогда была способна приобретать друзей и поклонников, с тех пор как у руля страны оказалось движение отъявленных антисемитов. Поэтому естественным стало возобновление военной коалиции и начало политики Большого Сопротивления. Однако глубинной предпосылкой этой политики должно
