Европейская гражданская война (1917-1945) - Эрнст О. Нольте
Жертвой также пали сотрудники Папена фон Бозе и Юнг. Сам вице-канцлер был посажен под домашний арест.
Гитлер получил благодарственные телеграммы от Бломберга и Гин-денбурга. 3 июля выходит в свет "Закон о мерах государственной защиты", в котором говориться, что меры, предпринятые 30 июня, 1 и 2 июля для ликвидации изменников государства и страны, являются "законными и направленными на защиту государства". И в своей речи в рейхстаге 13 июля Гитлер дает следующее разъяснение: "Но если три государственных изменника в Германии договариваются и проводят встречу с иностранным государственным деятелем, которую они сами охарактеризовали как "служебную", удаляют персонал и наистрожайшим образом приказывают скрыть это от меня, то я велю расстрелять этих людей, пусть даже и действительно на этом скрытом от меня совещании речь велась исключительно о погоде, древних монетах и тому подобном". *
Это было невероятным обоснованием невероятного события. Во всех государствах есть законы против государственной измены, и в качестве наказания они часто предусматривают смертную казнь, – однако только после судебных процедур! Начиная с 30 января СА уничтожило несколько сот своих противников, но речь шла об эксцессах, и чаще всего вмешивалась юстиция. В Советском Союзе были уничтожены миллионы врагов, но при этом ссылались на революционное право и даже находили иногда поддержку в старых правовых государствах Запада. Но резни такого рода внутри руководства государства еще никогда не случалось в современной истории, даже в Советском Союзе. Неискренние упреки в распутстве и гомосексуализме, подготовленные для нейтрализации возмущения широкой общественности, были столь же беспочвенны, сколь и обвинение в заговоре, которое по отношению к генералу фон Шлейхеру все же казалось не совсем безосновательным. Сюда же добавились и чрезвычайно отягчающие обстоятельства. Несколько человек были расстреляны из мести или для острастки, хотя они не имели никакого отношения к СА или к возможным планам консервативных кругов: к ним принадлежат и семидесятитрехлетний Густав фон Кар и председатель Католической Акции Клаузенер, а вместе со Шлейхером свою смерть нашла и его жена. Тут трудно увидеть принципиальные отличия от массовых расстрелов после покушения на Ленина и Урицкого, но здесь даже нельзя указать на чрезвычайную ситуацию гражданской войны как на извиняющее обстоятельство. В центре Европы, следовательно, возник режим который не только беспощадно уничтожал свих политических противников вместе с членами их семей безо всякого судебного разбирательства, но и устроил массовую кровавую баню в своем собственном руководстве. Теперь и о национал-социалистическом режиме можно было бы сказать, что расстрелы – это альфа и омега его правительственной мудрости.5
Если не довольствоваться термином "банда преступников", который в течении лет употреблялся в среде русских эмигрантов применительно к большевикам, то следует поискать одно единственное серьезное основание этого события, которое тут же и обнаруживается в той речи, которую сам Гитлер произнес в рейхстаге: "В этот час я нес ответственность за судьбу немецкой нации, а значит, являлся высшим судьей немецкого народа. Бунтующие дивизии во все времена вновь приводились в порядок благодаря децимации. Лишь одно государство никогда не использовало свои военные артикулы, и это государство – Германия – рухнуло. Я не хочу, чтобы эту судьбу разделил юный Рейх".6
Но даже если принять неправомерное предположение, будто вожди СА действительно отказывались подчиняться, то предпосылка этого аргумента состоит все же в том, что в стране объявлено военное положение. Слова Гитлера изобличали существовавший режим как режим военного положения в мирное время.
И именно в этот момент ввиду смерти рейхспрезидента Гинден-бурга Гитлер устанавливает единоличную власть, которой никогда не мог добиться Муссолини и которой к тому времени формально и фактически еще не имел даже Сталин. Более того, министр рейхсвера фон Бломберг, изменив – в духе государственного переворота – имперской присяге, устранил внутреннюю самостоятельность вермахта.
Уже первого августа 1934 года, за день до смерти Гинденбурга, правительство рейха приняло решение о том, что должность рейхспрезидента должна быть объединена с должностью рейхсканцлера, хотя закон о полномочиях исполнительной власти не давал для этого никакого основания. Еще более важным было то, что Бломберг простым предписанием вводит новую формулу присяги, которая обязывала вермахт присягать на личную верность "вождю немецкой империи и народа, Адольфу Гитлеру". Также и это изменение было противоправным и, следовательно, революционным. Но принесение личной клятвы означало возвращение к монархической традиции, и поэтому оно охотно принималось офицерами. То, что речь шла о своего роде сделке, стало очевидным, когда 20 августа Гитлер направил Бломбергу благодарственное письмо, в котором он дал торжественное заверение в том, что, он, выполняя завет почившего в бозе генерал-фельдмаршала, будет считать своим высшим долгом "закрепить за армией роль единственного оруженосца нации".
Итак, Гитлер предоставил вермахту известные гарантии, защищающие его от определенных тенденций в его собственной партии, но сам он стал единовластным правителем, которого никогда еще не знала история немецкого Рейха: не эрзац-монархом, каковым, по-видимому, был Гинден-бург в период Веймарской республики, а сверх-монархом, а именно "вождем немецкого Рейха и народа" с неограниченными полномочиями.
Отныне он не нуждался даже в вице-канцлере: фон Папен, вопреки глубочайшему унижению, принял пост чрезвычайного и полномочного посла в Вене, чтобы смягчить последствия убийства национал-социалистами бундесканцлера Дольфуса 25 июня 1934 года, что привело к тяжелому конфликту с Муссолини. Поведение рейхсвера можно объяснить лишь тем, что в Гитлере его представители увидели "своего человека", который гарантировал им воплощение их заветного желания: обретение "свободы вооружения". Действительно, отныне более не существовало никакой силы, которая могла бы воспрепятствовать усиленному и эффективному перевооружению. Увеличение армии до 300000 человек, завершение которого планировалось Шлейхером лишь к 1938 году, было перенесено на осень 1934. Между тем потребовалось некоторое время, чтобы верхушка вермахта осознала, что чрезмерно активное выполнение его желаний может быть опасным для него самого: концепция народного национал-социалистического войска была снята с повестки дня, однако вследствие притока масс вермахт сам менял свое лицо и терял старую солидность. Кроме того, вопреки обещанию началось создание воору- v женных
