Европейская гражданская война (1917-1945) - Эрнст О. Нольте
В беседе с Раймондом Робинсом, – который с самого начала революции 1917 года предпринимал успешно завершившийся усилия по признанию СССР Соединенными Штатами Америки, – в мае 1933 Сталин развил ту же саму идею, но в более общей форме: "Вопрос о том, в какой мере рабочие той или иной нации способны управляться с техникой, не является биологическим. Это вопрос не наследственных задатков, а лишь времени: если сегодня они с ней справляются, они смогут разобраться с ней завтра. С техникой может обращаться всякий, даже бушмен, если ему в этом помогут".2! Напротив, Гитлер говорил о том, что индустрия в Богемии развивалась лишь с помощью немцев, при этом забывая, что промышленность в Германии в первой половине XIX века в значительной своей части была построена благодаря помощи англичан. Хотя Сталин и обращался всякий раз к русской истории, он все еще представлял соотнесенную со временем позицию универсализма, в то время как Гитлер защищал неизменность различных расовых субстанций. С большой долей вероятности можно предположить, что Сталин был прав. Но мировоззрение, ставящее во главу угла самоутверждение славянских варваров, направленное против нападок более высоких рас, едва ли напоминало представления Маркса и Энгельса. И мрачным предзнаменованием должно было послужить то, что среди буржуазных политиков, военным планам которых было суждено провалиться, Сталин по имени называл только Черчилля. Возможно, уже устаревшей являлась его уверенность в том, что в случае войны против СССР боевые действия будут происходить "в глубоком тылу противника".26 ГПУ заботилось о том, чтобы в Советском Союзе не развернулась и внутренняя война. Но разве ГПУ или ЧК не были образцом для Гестапо, во всяком случае, объективно или, пожалуй, в сознании людей?
Между тем был ли Сталин полностью уверен в том, что ГПУ было в его безусловном подчинении? Разве в его государстве не было многочисленных троцкистов и бухаринцев, которые теперь призывали к миру и примирению. Почему Киров, секретарь Ленинградского комитета партии, получил больше голосов на выборах во время партийного съезда, чем сам Сталин?27 Личная лояльность Кирова, конечно же, не вызывала сомнений и как раз на этом партийном съезде он назвал Сталина "самым великим человеком всех времен и народов". 28 Но за его спиной могли стоять и враги, а этих врагов Сталин видел великое множество. Возможно, в своей поздравительной телеграмме в честь пятнадцатилетия ГПУ в декабре 1932 года он не без задней мысли указал на то, что дело "искоренения врагов пролетариата" еще не завершено, но лишь "усложнилось".29
Кулаки, правда, были уничтожены, но Сталин указал враждебности партии новую цель в лице "кладовщиков, хозяйственных руководителей, бухгалтеров, секретарей" колхозов, которые в значительной части состояли из представителей "бывших", принадлежали к "отмирающему классу". 30 По всей вероятности, он гневался на тех членов Политбюро и Центрального Комитета, которые препятствовали ему в разоблачении партийных врагов, которые засели в самой партии. Уже почти десятилетие по всей стране стояли статуи Сталина, непрерывным потоком шли льстивые обращения, именовавшие его "великом вождем народов", известные города и бесчисленные улицы носили его имя, но он по определению не мог стать единовластным властителем, пока в партии еще оставались его враги.
Но и Гитлер в первой половине 1934 года еще не был самодержавным властителем. Решительность, с которой он в последующем расправлялся со своими врагами, видимо, произвела на Сталина большое впечатление. Обычным копированием советского образца в национал-социалистской Германии было то, что здесь тоже повсеместно можно было видеть картины, изображавшие Гитлера наряду с Фридрихом Великим, Бисмарком и Гинденбургом завершителем дела национального объединения, в то время как в Советском Союзе Сталин вместе с Марксом, Энгельсом и Лениной изображались передовыми борцами за дело рабочего класса. Однако, начиная с дела Рема, таким образцом впервые становится Гитлер, – во всяком случае, объективно и даже в сознании его противников.
2. "Путч Рема" и убийство Кирова в 1934 году
Эрнст Рем, глава штаба СА, был не просто человеком из свиты Гитлера, а когда-то в Мюнхене принадлежал к руководству рейхсвера и был одним из влиятельнейших его офицеров. СА в свою очередь не являлось "подразделением" НСНРП, но до 30 января 1933 года в глазах общественности сама представлялась зримой и активистской партией. Коричневые мундиры ее членов создавали тогда доминирующий цветовой тон национального подъема и в особенности национал-социалистской революции. Но это боевое войско правящей партии не заступило место старой армии, как это случилось с Красной Гвардией в Советской России, и Гитлер был далек от того, чтобы по образцу Ленина стремится к уничтожению вооруженных сил государства. Ситуация была ведь совершенно другая, поскольку рейхсвер давно уже преодолел последствия войны и против его воли ни одни политик в Германии не мог прийти к власти. СА, со своей стороны, не была изначально враждебно настроенной против рейхсвера, ибо ее верховные вожди, как и руководство рейхсвера, в основном состояли из офицеров, участвовавших в Первой мировой и членов добровольческого корпуса, хотя и в иной пропорции. Поэтому СА подобно рейхсверу являлась таким же продуктом позитивного опыта войны, чьи русские носители были уничтожены массами, ненавидевшими войну или по крайней мере войну царя и дворянства. И все-таки СА была силой, направленной на завершение национал-социалистской революции 14 июля 1933 года. Поэтому в ее рядах продолжали говорить о второй революции, которая должна была искоренить все еще многочисленных реакционеров в вооруженных силах и экономике и создать народную национал-социалистскую армию, во главе которой должен был стать военный рейхсминистр Эрнст Рем. Тем самым СА одновременно представляла собой новую форму явления левых или социалистических настроений в НСНРП, и не случайно Отто Штрассер сохранял хорошие связи с верховными вождями СА. Все это, правда, не означало никакой враждебности по отношению к Адольфу Гитлеру. Напротив, они полагали, что следует высвободить фюрера из союза с реакцией, к которой он примкнул в интересах захвата власти.
Поэтому было вполне естественно, что почувствовавшие угрозу объединились в неформальный союз: рейхсвер во главе с министром Бломбер-гом и начальником штаба Райхенау, немецкие националисты в кабинете министров с Папеном во главе и промышленники во главе с Круппом и Тиссеном. От национал-социалистских министров враждебную позицию по отношению к СА – скорее по убеждению – заняли
