Европейская гражданская война (1917-1945) - Эрнст О. Нольте
В Германии постоянно ходили слухи об участии русских в революционных движениях, особенно после капповского путча, но убедительные доказательства не были представлены. Кульминацией отношений, пока еще неофициальных, стали июль и август 1920 года, когда Ленин стремился прежде всего установить общую границу с Германией. Немецкое правительство заявило о своем нейтралитете, но антизападное, антипольское направление многих политиков правой ориентации имело сильное влияние в военном министерстве и в министерстве иностранных дел. К этому направлению принадлежал не только Сект, но и дипломат Аго фон Мальцан и будущий рейхсканцлер Йозеф Вирт. Это впечатляющее доказательство силы русофильской прусско-немецкой традиции и уверенности, что Германия сможет вновь стать сильной державой, опираясь на антагонизм между Востоком и Западом. Ведь самое позднее с момента основания ОКПГ в декабре 1920 года было просто невозможно не видеть, что ситуация совершенно иная, чем перед войной: Советская Россия могла теперь с куда большим основанием полагать, что у нее есть собственная партия в Германии, чем Германия, считавшая большевиков в 1917-18 году такой "своей" партией. Ленин тоже упорно стремился к межгосударственному сближению, потому что надеялся извлечь выгоду из возникающих разногласий, и потому что он, как многие в России, с очень большим уважением относился к немецкому порядку и технике. Но и с немецкой стороны были не только стратегические соображения Секта и Мальцана, но и заинтересованность многих предпринимателей в возобновлении торговли, то есть давление относительно самостоятельной экономико-политической линии. Поэтому министр иностранных дел Симоне нашел весной 1921 года дружественные слова в адрес советской России: несмотря на идеологическую противоположность, обе стороны могут общаться друг с другом в области реальной политики. Мартовская акция ничего принципиально в этом не изменила, хотя на этот раз влияние Коминтерна не вызывало сомнений. Существенной причиной такого дружелюбия была, конечно, озабоченность параграфом 116 Версальского договора, который оставлял за Россией право предъявить претензии на репарационные выплаты. Кроме того Вирт, канг/мер выполнения, был ярым врагом хищнического государства Польши. В сентябре 1921 года были назначены с обеих сторон представители, правда, еще не обладавшие полнотой дипломатического статуса: профессор Курт Виденфельд в Москве и Николай Крестинский в Берлине. После решения союзников о Верхней Силезии, вызвавшего в Германии глубокое разочарование, Аго фон Мальцан был назначен начальником Восточного отдела Министерства иностранных дел. Примерно в то же время были установлены первые контакты между Красной артмией и рейхсвером. С другой стороны, на Западе строили планы образования международного финансового консорциума с целью экономического возрождения России, и представителями этого направления были Ллойд-Джордж и вполне прозападнически настроенный министр иностранных дел Вальтер Ратенау. Ленин увидел в этом заговор капиталистов против независимости своей страны и дал весьма поучительные инструкции своей делегации, когда Россия, как и Германия, была приглашена к участию в мировой экономической конференции в Генуе. 5 Самым важным и сенсационным их результатом стал Раппальский договор, подписанный 16 апреля 1922 года. Его непосредственная предыстория необычна и по сей день не прояснена до конца из-за недоступности советских документов. По сути договор был заключен против воли как Ратенау, так и Эберта, и все же речь шла о закономерном событии: два великих проигравших мировой войны объединились, взаимно отказались от хотя и весьма ненадежных, но принципиально важных претензий – русские от § 116, немцы от возмещения за национализацию немецкой собственности – и возобновили дипломатические отношения в полном объеме. Для западных держав подписание этого договора оказалось настоящим шоком, потому что на горизонте замаячила новая возможность международной политики: Германия и Россия, заключающие со временем настоящий союз против Запада. Прямо противоположная альтернатива, которую отстаивал Черчилль против Ллойд Джорджа, казалась теперь невозвратимо упущенной: возможность сделать Германию союзником в освободительной борьбе против большевиков. Какой же шок испытал бы Запад, если бы переговоры вела Советская Германия и заключила договор куда более полного союзничества! На самом деле у немецких коммунистов Рапалльский договор вызывал смешанное чувство торжества и разочарования, поскольку, нарушая изоляцию советской России, он в то же время укреплял немецкое буржуазное правительство и тем самым сопротивление революции. Был ли договор действительно вехой на правильном пути? Разве не считали напрасно в 19)8-19 годах вехой правление Эберта, считая его аналогом правительства Керенского? Когда "Роте Фане" 18 апреля под заголовком "Немецко-русский договор" приводила такие доводы: "Для Германии нынешний поворот ее политики может иметь важные последствия. Если Ратенау воспользуется моментом и продолжит начатую политику, то все вопросы между Германией и странами Антанты могут быть поставлены по-новому. Не скроем, что мы не очень верим в способность г-на Ратенау последовательно проводить эту политику. Мы также не верим, чтобы на это было способно буржуазное правительство", – то в этом было мало как убедительности, так и убежденности.
"Фёлькишер Беобахтер", напротив, говорила о "продаже немецкого народа" и о "рапалльском преступлении", а после убийства Ратенау писала 28 июня 1922 года: "Ратенау выступал в Каннах за надгосударствен-ное правительство банкиров. Но то же имя стоит под Рапапльским договором, который связывает Германию с большевистской, якобы до мозга костей антикапиталистической Россией. Перед нами – личный союз международной еврейской финансовой олигархии с международным еврейским большевизмом".
Итак, государственно-политическая линия была средней линией и служила сохранению срединного положения Германии. Брокдорф-Ранцау гордился своими доверительными, по его мнению, отношениями с Чичериным, но в то же время всегда оставался при убеждении, что в Москве он имеет дело с "бессовестными фанатиками", цель которых состоит в том, чтобы продвинуть когда-нибудь "границы Азии" до Рейна.7 Штрезе-ман, в свою очередь, прикрывал все усилия своих чиновников, направленные на сохранение хороших русско-немецких отношений даже тогда, когда речь шла об уступках шантажу, но брак с советской Россией означал бы в его глазах "лечь в постель с убийцей собственного народа". 8 Брокдорф-Ранцау и Штреземан продолжали политику Рапалло только потому, что положение Германии как великой державы зависело, как казалось, от сохранения возможности манёвра по отношению к странам Антанты; они, в самом деле, оказали Советскому Союзу большую услугу, создав "Берлинским договором" апреля 1926 года противовес политике примирения с
