Европейская гражданская война (1917-1945) - Эрнст О. Нольте
В 1929 году Альфред Розенберг основал "Союз борьбы за немецкую культуру", призывавший немцев на борьбу против "культурного распада" и за "возрождение души". При этом художественный авангард сплошь и рядом приравнивали к "большевистскому хаосу": так, Ле Корбюзье называли "Лениным архитектуры", а Баухаус характеризовали как "бастион врага посреди немецкого отечества". Архитектор и историк искусства Шульце-Наумбург во многочисленных докладах высказывался о борьбе мировоззрений в искусстве и при этом сравнивал произведения Нольде, Барлаха, Хеккеля и Хофера с фотографиями физических уродств и с "расовым вырождением". Вильгельм Фрик, будучи тюрингским министром внутренних дел и народного образования, пробивал такие указы, как "Против негритянской культуры за немецкую народность", и против воли факультета пригласил исследователя расового вопроса Ганса Ф. К. Гюн-тера занять кафедру в Йене.
В этой связи казалось только логичным, что он распорядился выбраковать модернистов из музея веймарского дворца: Файнингера, Кандинского, Клее, Барлаха, Кокошку, Марка и других теперь нельзя было показывать. По всей территории рейха значительное влияние оказывал историк литературы Адольф Бартельс, чья широко распространенная "История немецкой литературы" представляла собой нечто вроде охоты на евреев и "духовных иудеев". Нередко даже раздавался призыв к "национальной диктатуре в делах искусства".
В 1933 году стремительно реализовалось и это требование. Во многих местах насаждались "комиссары по делам искусства", среди них – Ганс Хинкель, который впоследствии стал "управляющим по делам культуры" в рейхсминистерстве народного просвещения и пропаганды. Уже в начале апреля в Карлсруэ открылась крупная выставка под названием "Правительственное искусство с 1918 по 1933 гг.", которая среди прочего пыталась пригвоздить к позорному столбу художников из "Моста" и "Синего всадника" одной лишь демонстрацией их произведений. Секция изящной словесности Прусской академии искусств подверглась своего рода большой чистке: из нее вышли Генрих и Томас Манн, Кэте Кольвиц, Альфред Дёблин, Рудольф Паннвиц, Франц Верфель и другие; большинство их отправилось в эмиграцию. "Закон о восстановлении профессионального чиновничества" дал возможность уволить все руководство Бау-хауса; из великих музыкантов Германию покинули Арнольд Шёнберг, Бруно Вальтер, Отто Клемперер, Фриц Буш и другие. Вильгельм Фурт-венглер попытался поставить себя впереди музыкантов-евреев и написал в апреле 1933 года Геббельсу, что он в конечном счете признает лишь одну разделительную черту, а именно – между хорошим и плохим искусством, но министр ответил совершенно так же, как мог бы выразиться Ленин: "Искусство в абсолютном смысле, как понимает его либеральная демократия, не имеет права на существование". " 10 мая длинные колонны немецких студентов выстроились на площадях многих городов Германии, чтобы совершить масштабную акцию по сожжению книг, а в Берлине Йозеф Геббельс вместе с новым ординарным профессором политической педагогики Альфредом Боймлером произнесли страстные речи против интеллектуального разложения, царившего в Германии на протяжении 14 лет. Сожжены были, среди прочего, книги Зигмунда Фрейда, Фридриха Вильгельма Фёрстера, Карла Маркса, Эриха Мария Ремарка; некоторые из "приговоров к сожжению" звучали следующим образом. "Против декадентства и морального распада. За дисциплину и нравственность в семье и государстве! Я предаю огню произведения Генриха Манна, Эрнста Глезера и Эриха Кестнера". "Против калечащей душу переоценки половой жизни, за благородство души человеческой! Я предаю огню произведения Зигмунда Фрейда". "Против литературной измены солдатам мировой войны, за воспитание народа в духе правдивости! Я предаю огню произведения Эриха Мария Ремарка". 12 Германист Ганс Науман комментировал сожжение книг в Бонне следующими словами: "Мы отрясаем прах иностранного господства, мы прорываем блокаду", а Альфред Боймлер в Берлине сказал, что с духовной точки зрения национал-социализм означает "замену образованных солдатами".|3
Между прочим, сожжение не только рукописей и книг, но также и кукол политических фигур относилось к преимущественно прогрессивной традиции не только в Германии, но и в Англии – от Мартина Лютера до Вартбургского праздника и вплоть до сожжения символических соломенных чучел в годы чартизма. Некоторые из заклейменных позором авторов были недоступны для широкого читателя и в Советском Союзе, где Комитет по народному просвещению в начале двадцатых годов внес в списки запрещенных авторов даже Платона и Шопенгауэра, а в публичных библиотеках были учреждены крупные специальные отделы, где хранилась нежелательная литература. Но в Берлине была собрана вся мировая пресса, и корреспонденции ее не подлежали предварительной цензуре, каковая не позволила западным корреспондентам в Москве уже в 1925 году сообщить мужественные и резкие слова, какими немецкий студент Киндерман ответил судьям на так называемом "студенческом процессе". Потому-то этот процесс был заклеймен во всем мире как "средневековый", хотя по существу он представлял собой следствие антилиберального тоталитаризма, а национал-социалистская Германия потерпела тяжелое поражение в сфере духа, хотя она пока еще была несравненно более доступной и открытой, чем Советский Союз. Несомненный консерватизм, со своим уважением к вермахту в отношении вооружения и готовности к войне оказавшийся выгодным, в этой зрелищной и радика-лизованной форме вызвал лишь неприятное удивление даже в среде наиболее консервативных англичан как раз потому, что Германия пока еще безоговорочно считалась частью европейского культурного сообщества.
Правда, период до начала 1934 года представлял собой еще переходную стадию, что стало возможным, по существу, благодаря соперничеству между Геббельсом и Розенбергом, из коих первый был более либеральным или менее догматичным. Со стороны некоторых представителей Национал-социалистского союза немецких студентов предпринимались попытки спасти экспрессионизм как немецкое движение, и фактически можно сослаться на Ганса Йоста, когда-то являвшегося соратником Иоганнеса Р. Бехера в сфере искусства, но тем временем – подобно представлявшему противную сторону Бехеру – стремившегося стать главным образом передовым борцом своей партии и произнесшего пресловутую фразу о том, что когда он слышит слово "культура", он хватается за револьвер. u Остатки левых национал-социалистов, со своей стороны, бурно полемизировали против реакции в искусстве и требовали всесторонней революции, которая преобразит и искусство. Сам Гитлер высказывался и против народно-шовинистического (volkisch) догматизма, и против представителей авангардного модернизма. Важнейший организационный базис для национал-социалистской культуры был создан уже 22 сентября 1933 года: закон Имперской палаты по делам культуры сделал занятия искусством, как минимум, тенденциозными, поставив их в зависимость от ведомств народно-шовинистического государства. Отдельные палаты, как, например, "Имперская палата словесности" и "Имперская палата изящных искусств", обязывали своих членов к принудительному объединению и строгой дисциплине; утрата членства в союзах была равнозначна запрету на профессию и даже на труд; наиболее известной жертвой этого закона стал Эрнст Барлах. Важнейшими партийно-ведомственными инстанциями, которые занимались искусством, были штаб уполномоченных
