Европейская гражданская война (1917-1945) - Эрнст О. Нольте
Nichts kann uns rauben Liebe und Glauben
zu unserm Land; Es zu erhalten und zu gestalten
Sind wir gesandt.
Mogen wir sterben, unseren Erben
Gilt dann die Pflicht: Es zu erhalten und zu gestalten,
Deutschland stirbt nicht.
(Ничто не может лишить нас веры и любви
к нашей стране; сберечь и сформировать ее
Мы посланы.
Пусть мы умрем, нашим наследникам
Тогда достанется обязанность сберечь и сформировать ее,
Германия не умрет.)
Эти песни создавались не национал-социалистами. Эмоции, на которых они основывались, были не искусственными и не ограничивались узким кругом людей. Скорее, они представляли собой мощнейший резервуар, из коего черпало силы новое движение, и если бы этого источника не было, из всевозможных "деклассированных мелких буржуа с комплексом социальной неполноценности" возникла бы всего лишь какая-нибудь новая партия среднего сословия, защищающая экономические интересы ремесла и мелкой промышленности. Однако же, в высшей степени характерным для национал-социализма стало то, что он оказался в состоянии позаимствовать песни у рабочего движения и придать им националистский и антисемитский оттенок. (Во всяком случае, нацисты переиначили на-
родные и солдатские песни и приспособили их для собственных нужд.) Так, гитлерюгенд пел "Братья, к солнцу свободы", добавив новую строфу: Hitler ist unser Fuhrer, ihn lohnt nicht goldner Sold, der von den judischen Thronen vor seine FiiBe rollt.
(Гитлер – наш фюрер, ему не выплачивается золотое жалованье, которое повергается к его ногам с еврейских тронов.)
А силезские войска СА переиначили песню "Молодая гвардия" следующим образом:
Wir sind die Sturmkolonnen.
Wir gehen drauf und dran,
Wir sind die ersten Reihen,
Wir greifen mutig an!
In ArbeitsschweiB die Stirne, den Magen hungerleer,
Die Hand voll RuB und Schwielen umspannet das Gewehr
Die Handgranat am Koppel, geschultert das
Gewehr So ziehn die Sturmkolonnen in
Siegesrausch daher!
Der Jude kriegt das Zittern, schlieCt schnell den
Geldschrank auf,
Zahlt bis zum letzten
Pfennig des Volkes Rechnung aus.
(Мы – колонны штурмовиков.
Мы расходуем силы и беремся за дело.
Мы в первых рядах, мы мужественно атакуем!
В трудовом поту лбы, желудок пуст от голода,
Руки в ржавчине и мозолях сжимают винтовку
Ручная граната на перевязи, через плечо винтовка,
Так движутся сюда колонны штурмовиков в упоении победой!
Еврей трепещет, быстро открывает
Сейф, Пересчитывает до последнего пфеннига то,
что причитается народу.)
Было бы весьма смехотворным, если бы эти песни распевались только "сынками буржуев" или "пижонами", как пыталась представить дело упрощенческая контрпропаганда. По своему составу гитлерюгенд в значительной части был пролетарским, и то же можно сказать об СА. Если одной группе уже суждено было истечь кровью, то буржуев уже напрашивалось заменить легко узнаваемыми и не слишком многочисленными евреями, относительно которых никто не знал, следует ли к ним причислять только финансистов или предпринимателей, или всех "ростовщиков" и, в конечном счете, даже квалифицированных рабочих. Впрочем, разве "Ротшильд" не был тем именем, в котором для раннего рабочего движения воплощались все значения ненависти к системе?
Но после победы нацизма на передний план вновь выступила медленная и задушевная торжественность, каковую в этой форме, пожалуй, не найти в песнях никакого другого народа; правда, она сочеталась с посуровевшим и более нервным тоном радости от борьбы ради борьбы и с угрозой истребления "всемирного врага":
Siehst Du im Osten das Morgenrot, ein Zeichen
zur Freiheit, zur Sonne?
Wir halten zusammen, ob Leben ob Tod,
mag kommen, was immer da wolle,
warum jetzt noch zweifeln,
hort auf mit dem Hadern,
noch flieBt uns deutsches
Blut in den Adern,
Volk ans Gewehr, Volk ans Gewehr! -…
Jugend und Alter und Mann
fur Mann umklammern das Hakenkreuzbanner
Ob Burger, ob Bauer, ob Arbeitsmann,
sie schwingen das Schwert und den Hammer.
Fur Hitler, fiir Freiheit,
fur Arbeit und Brot.
Deutschland erwache, Juda den Tod!
Volk ans Gewehr, Volk ans Gewehr!
(Видишь ли ты на востоке утреннюю зарю, знамение свободы и солнца?
Мы сплачиваемся, пусть придет жизнь или смерть, что угодно,
Зачем теперь сомневаться, прекращайте распри,
Еще течет у нас в жилах немецкая кровь,
Народ, к оружию, народ, к оружию! -…
Молодежь и старики друг за другом сжимают знамя со свастикой,
И мещанин, и крестьянин, и рабочий размахивают мечом и молотом.
За Гитлера, за свободу, за труд и хлеб.
Проснись, Германия, смерть Иуде!
Народ, к оружию, народ, к оружию!)
Однако же, из настоящего нередко возвращались в весьма отдаленное прошлое:
Lang war die Nacht und lang war die Not, wir lagen miide und verlassen.
Schlich nicht die Pest und schlich nicht die Tod mit grauem Gesicht durch die Gassen?
Tambour, schlag an, jubelnden Laut, wie knattern schon die Fahnen!
Tambour, Gott will uns mahnen, Volk brich auf!
Rafft euch empor und zusammengeschart lafit durch die Trommel euch werben,
frei und froh, nach Normannen Art, zu siegen oder zu sterben…
Sieg in der Not, da zeigt euern Mut, wer zaudert, der ist schon verloren.
Gott ist der Kampf, und der Kampf unser Blut, und darum sind wir geboren…
(Долгой была ночь и долгой нужда, мы были усталыми и покинутыми,
Разве не крались по переулкам чума и серолицая смерть?
Барабанщик, бей, пусть ликуют твои звуки; как ветер треплет знамена!
Барабанщик, Господь призовет нас; народ, в путь-дорогу!
Собирайтесь с духом, собирайтесь в толпу, и пусть барабан зовет вас,
Свободных и благочестивых, побеждать или умирать как норманны…
Победа в нужде, покажите ваше мужество, кто медлит, тот уже пропал.
Бог есть борьба, борьба- наша кровь, и потому мы рождены…)
Итак, в индустриальную эпоху заклиналось мифическое "праединство" Бога, борьбы и крови. Если это считать реакционным, то понятие реакции надо переопределить и очистить от безобидных представлений XIX века. Но разве и революционеры не ориентировались на еще более отдаленное, еще менее осязаемое прошлое?
Так или иначе, наиболее характерны для национал-социализма песни, предметом коих был фюрер. Так, в "Will Vesper" есть слова: So gelte denn wieder Urvater Sitte:
Es steigt der Fiihrer aus Volkes Mitte. Fiihrer des Reiches, wie wir es meinen,
bist du schon lange im Herzen der Deinen. Sie kannten vor Zeiten nicht Krone noch Thron. Es fiihrte die Manner ihr tiichtigster Sohn… Wer vor dem Herzog,
ward Herzog genannt. Herzog des Reiches…
(Так пусть же
