Рычаг богатства. Технологическая креативность и экономический прогресс - Джоэль Мокир

150

Самый знаменитый пример мы имеем в лице великого химика Антуана Лавуазье, казненного в 1794 г. Лавуазье возглавлял пороховую комиссию, которая в течение долгих лет безуспешно пыталась решить проблему поставок селитры, которой отчаянно не хватало во Франции для производства взрывчатки. Также в пример можно привести Николя де Барневиля, активно участвовавшего в освоении британского прядильного оборудования во Франции. Де Барневиль, которого неоднократно приглашали на различные военные должности, был «одним из тех несчастных людей, чья жизнь оказалась омрачена войной и революцией… [представляя собой] несомненную жертву смутных времен» (McCloy, 1952, p. 92–94). Третьим можно назвать Николя Кюньо, в 1770 г. впервые в истории построившего повозку с приводом от паровой машины. За это изобретение Кюньо получил от французского правительства пенсию в 600 ливров. Революционное правительство лишило старого изобретателя пенсии и тем самым обрекло его на нищету.

151

Помимо изобретений, Великобритания импортировала с континента и ряд изобретателей, включая Марка Брюнеля, Фридриха Кенига и швейцарского инженера Дж. Дж. Бодмера. Кроме того, в Великобритании пробовали искать счастья несколько бизнесменов с континента. Самым известным из них был Фредерик Уинсор (Фридрих Винцер), немецкий авантюрист, первым создавший в Лондоне систему газового освещения. Британские инженеры после 1840 г. начали в большом количестве эмигрировать на континент, распространяя новые технологии по всей Европе (Buchanan, 1986).

152

Даже Рикардо в запутанном численном примере, который приводится в главе про «Машины», включенной в третье издание его «Принципов», приходит к выводу о том, что машины могут стать причиной структурной безработицы.

153

Причиной для многих рабочих волнений эпохи промышленной революции в большей степени служили низкие заработки и высокие цены, нежели новая техника. Отчасти такой характер носили луддитские бунты 1811–1816 гг.: вязальные рамы, разрушенные в Ноттингеме, представляли собой старую, хорошо известную технику.

154

В 1772 г. Вильгельм Хаас, шрифтолитейщик из Базеля, изобрел печатный станок, который был тяжелее и стабильнее существовавших, и потому его можно было делать из тяжелых металлических деталей. Гильдия базельских печатников в судебном порядке добилась того, что Хаасу запретили строить такие станки (Audin, 1979, p. 658). Хорошим примером также может служить противодействие со стороны бумагоделов попыткам внедрения «голландца» – машины, резавшей тряпье и измочаливавшей его, превращая в бумажную массу. Copagnonnages (союзы квалифицированных работников) в бумажной отрасли успешно сопротивлялись этой инновации, прибегая к саботажу и поджогам.

155

Гильдии голландских кораблестроителей, первоначально отличавшиеся прогрессивностью и поддержкой технических инноваций, где-то в середине XVII в. приобрели консервативный характер и начали противодействовать изменениям, тем самым тормозя развитие голландского судостроения. См.: Unger (1978).

156

Наполеона, посетившего в 1803 г. город текстильщиков Седан, встречали стригальщики шерсти – представители одной из наиболее организованных и непримиримых профессий, – которые кричали: «Да здравствует Первый консул! Долой машины!». Наполеон ответил в характерном для него стиле: «Ваши опасения беспочвенны. Поскольку машины для стрижки снижают цену ткани, потребление будет возрастать быстрее, чем снижаться нужда в рабочей силе» (Payen and Pilsi, 1979, p. 616–617). Впрочем, суждения императора о технике не всегда были безошибочными. Он называл газовое освещение «глупостью», и оно было внедрено во Франции лишь после 1815 г.

157

Хороший пример того, как группа квалифицированных ремесленников пыталась затормозить механизацию, а с ней – и обесценение своих традиционных навыков, нам дают стеклоделы из южной Франции. В конце XIX в. они создали союз с целью сохранить свои рабочие места и практику освоения своей профессии в качестве подмастерьев (Scott, 1974, p. 91–107).

158

На заре американской автомобильной промышленности подозрительные банкиры отказали в выдаче небольших займов Р. И. Олдсу и Чарльзу К. Дюреа. Когда Уилл Дюрант сделал предсказание о том, что когда-нибудь в США будет построено 500 тыс. автомобилей, могущественный банкир Джордж Перкинс посоветовал ему «держать эти идеи при себе, если он не хочет остаться без кредитов» (Stern, 1937, p. 44). Джеймса Казенса, казначея Генри Форда, при попытках раздобыть капитал столько раз вышвыривали из детройтских контор, что однажды он просто сел на тротуар и разрыдался (Hughes, 1986, p. 288).

159

В Германии университеты тоже пытались противодействовать реформам и сумели не допустить преподавания инженерных наук в своих стенах. Однако германские власти перехитрили университеты, создав независимую систему технических училищ.

160

Например, как высказывался на закате своих дней Уильям Перкин, наживший состояние на изобретении анилиновых красителей, «говорили, что своим примером я причинил ущерб науке, отвратив помыслы молодых людей от чистой к прикладной науке, и вполне возможно, что в течение какого-то времени некоторых из них привлекали к изучению химии иные мотивы, помимо подлинно научных» (цит. по: Beer, 1959, p. 45).

161

Современные историки экономики пытались снять с британских предпринимателей обвинение в том, что те «не сумели» воспользоваться открывавшимися им техническими возможностями. Однако проблема заключается в создании возможностей, а не в их эксплуатации. Линдерт и Трейс (Lindert and Trace, 1971, p. 266) соглашаются с тем, что британских предпринимателей можно осудить или оправдать в зависимости от того, как мы оцениваем имевшиеся у них возможности. «Если считать, что научные открытия были им неподвластны, то британских предпринимателей нельзя обвинить в том, что они оставили львиную долю британских и мировых рынков красителей на откуп германским и швейцарским фирмам… Однако представляется оправданным возлагать на британских бизнесменов вину за недостаточное стремление к новым открытиям». В любом случае британское общество как целое явно потеряло хватку, не воспользовавшись инновациями, связанными со второй промышленной революцией.

162

В любом случае аргументы, связанные с размерами фирм, всегда были самым слабым звеном в гипотезе Шумпетера. Его точка зрения практически не подтверждается ни теорией, ни эмпирическими наблюдениями. Более того, факты говорят о том, что мелкие фирмы в большинстве случаев являются лидерами в НИОКР. См.: Kamien and Schwartz (1982, p. 67–69). Лишь в очень нетипичных случаях инновационные издержки и риски инноваций бывают настолько велики, что для разработки и внедрения требуются ресурсы крупной фирмы.

163

Аналогичный аргумент выдвигают Кэмиен и Шварц (Kamien and Schwartz, 1982), считающие, что «самоподдерживаемость» представляет собой самую существенную проблему в этой сфере. Они указывают, что «если рыночная структура, благоприятствующая техническому развитию, влечет за собой создание структуры, враждебной