Журнальный век. Русская литературная периодика. 1917–2024 - Сергей Иванович Чупринин
Пробыл Сурков в этой роли всего два с небольшим года. Но за это время – по его ли инициативе, его ли попечением – журнал заметно обновился. Возникли постоянные рубрики – и, например, «Новые переводы» открылись главами из «Витязя в тигровой шкуре» Шота Руставели в переложении Николая Заболоцкого. Раздел критики и библиографии стал впечатляюще обширным. Журнал даже попытался зайти на смежную территорию «Иностранной литературы», печатая стихотворные переводы не только с грузинского, татарского, литовского и казахского, но и с арабского, китайского, корейского, хинди, французского, испанского, шведского языков.
Сколько-нибудь устойчивой эта практика, впрочем, не стала. Зато истинно счастливым стало решение представлять русских авторов не только их переводческой деятельностью, но и их оригинальными произведениями. А что, ведь русская литература – такая же неотъемлемая часть многонациональной, и внимания она требует соответственного. Так что «своими» в «Дружбе» стали поэты Николай Асеев, Александр Яшин, Евгений Евтушенко, тогдашние дебютанты Иван Лысцов, Дмитрий Сухарев, Олег Чухонцев, а постепенно начала подтягиваться и русская проза.
У Василия Смирнова, который в феврале 1960 года сменил Суркова на посту главного редактора, представление о русской литературе было, однако же, своеобразным. Писателей-евреев и полукровок, равно как и тех, кто отметился публикациями в «Новом мире» и «Юности», он, мягко говоря, не жаловал. Поэтому если многонациональный ландшафт при нем был вполне достойным – романы Алеся Адамовича «Война под крышами», Юозаса Балтушиса «Проданные годы», пьесы Мухтара Ауэзова «Зарницы», Иона Друцэ «Каса-маре», то за русскую прозу отвечал унылый роман Николая Вирты «Степь да степь кругом», а за переводы с чужеземного – контрпропагандистский роман Карло Марзани «Уцелевший» о «разгуле ФБР и ему подобных реакционных организаций в США».
А в январе 1964 года главный редактор и вовсе отличился, напечатав в «Дружбе народов» письмо «Атака в одиночку», подписанное врачом из Пензы Б. Механовым, где оскорбительно резко были оценены и поэма Твардовского «Теркин на том свете», и литературная позиция «Нового мира», который Смирнов и раньше прилюдно называл «сточной трубой нечистот».
Поскольку это письмо появилось на журнальных страницах без ведома не только членов редколлегии, но и большинства сотрудников редакции, заявивших о своем протесте, то было назначено следствие. И выяснилось, что читательское письмо пришло, на самом деле, в журнал «Октябрь», оттуда было передано в «Дружбу народов», где его основательно переписали и идеологически заострили. С этой целью в Пензу был даже командирован сотрудник редакции А. Богданов, который получил половину гонорара, причитавшегося за публикацию, хотя свою подпись под нею не поставил.
В разборе этого инцидента на писательском секретариате Твардовский принимать участие отказался. Тогда как Смирнов, для порядка признав «допущенное им отступление от принципов коллегиальности», тут же перешел в атаку на поэму, которая, напомним, была опубликована лишь по личному распоряжению Н. С. Хрущева. И более того, заявил:
Неужели потому, что тов. Хрущеву понравилась эта вещь, то нельзя ее и покритиковать? <…> Я не понимаю Твардовского как редактора и считаю, что он ведет ошибочную и вредную для советской литературы линию в журнале[152].
Будь Хрущев по-прежнему силен, смельчаку не сносить бы головы. Однако до «малой октябрьской революции» оставалось всего 7 месяцев, так что Смирнова лишь по-товарищески пожурили и оставили у журнального кормила еще на год. Пока в феврале 1965-го на эту должность не пришел детский писатель Сергей Баруздин, и пришел на добрую четверть века.
Срок, что и говорить, изрядный, случалось всякое, и поэтому воспоминания о редакторской стратегии Сергея Алексеевича существенно разнятся. Кто-то считает, что он во всем полагался на проверенных первых заместителей Акопа Салахяна, затем Леонарда Лавлинского (с 1970), Леонида Теракопяна (с 1977) или – сошлемся на небесспорное мнение Геннадия Красухина – вел журнал строго по советам своей либеральничавшей жены Розы Сафаровой[153]. Тогда как Лев Аннинский утверждает, что лучшего редактора я до того не знал… а после – все другие варианты редакторства неизменно сопоставлял с его стилем. Благотворный, щедрый, неиссякаемый строй ценностей, вынашиваемый в уникально-многонациональной стране. Для меня это великое время, и оно неотделимо от памяти о Сергее Алексеевиче Баруздине[154].
Все, кто печатался в баруздинской «Дружбе народов», вспоминают, что откликом даже на самую пустяковую публикацию было благодарственное письмо главного редактора, самолично отстуканное дома на пишущей машинке и непременно завершавшееся просьбой прислать свои книги в дар библиотеке Нурекской ГЭС, над которой шефствовала редакция[155].
Вот вроде и пустяк, но единственный в своем роде и оттого значимый, передающий личное отношение к делу, которое Баруздин понимал как главное в собственной жизни.
Не всё, разумеется, из появившегося в те годы на журнальных страницах выдержало испытание временем. Но связанные с журналом имена Нодара Думбадзе, Абдижамила Нурпеисова, Гранта Матевосяна, Яана Кросса, Максуда и Рустама Ибрагимбековых, Миколаса Слуцкиса, Чабуа Амирэджиби, Светланы Алексиевич, Отара и Тамаза Чиладзе, Анара, Мустая Карима, других национальных классиков и сейчас многое говорят русскому читателю. Особенно в силу того, что их произведения публиковались в одном ряду, в едином контексте с «Уроками Армении» (1969, № 9) Андрея Битова, «Бедным Авросимовым» (1969, № 4–6), «Мерси, или Похождениями Шипова» (1971, № 12), «Путешествием дилетантов» (1978, № 9–10), «Свиданием с Бонапартом» (1983, № 7–9) Булата Окуджавы, «Разными днями войны» (1973, № 1, 2; 1974, № 4, 5, 6, 11, 12; 1975, № 1) Константина Симонова, «Домом на набережной» (1976, № 1), «Стариком» (1978, № 3), «Временем и местом» (1981, № 9) Юрия Трифонова, «Полутора квадратными метрами» Бориса Можаева (1982, № 4).
И со стихами картина не менее выразительна. Сменявшие друг друга редакторы поэтического раздела Ярослав Смеляков, Анатолий Жигулин, Наталья Иванова и Татьяна Бек выбирали лучшее у Андрея Вознесенского, Расула Гамзатова, Владимира Соколова, Юстинаса Марцинкявичюса, а когда цензура помягчела и жить стало попросторнее, в печать пошли и Геннадий Айги, Всеволод Некрасов, иные нарушители эстетического спокойствия.
Роскошный, как видим, набор. Журнал, оставаясь витриной литератур народов СССР, при Баруздине стал еще и одним из перворазрядных представительств русской словесности.
В результате к 1973 году тираж журнала впервые превысил стотысячную отметку.
И понятно, что победы давались редакции совсем не просто. Решение о публикации военных дневников Симонова принималось, как известно, брежневским Политбюро. И сражений с цензурой хватало. Вот, например, автобиографический роман Виталия Семина «Нагрудный знак ОСТ». Как рассказывает вдова писателя Виктория Кононыхина-Семина, его набор дважды рассыпали в «Новом мире» (объяснение: роман о каторге вызывает нежелательные аллюзии). И годы проползли, прежде чем он появился, наконец, в «Дружбе народов» (1976, № 4–5)[156].
Да и то, – добавляет Лев Левицкий, – «не будь Лавлинского, который питал
