Ханское правосудие. Очерки истории суда и процесса в тюрко-монгольских государствах: От Чингис-хана до начала XX века - Роман Юлианович Почекаев
На региональном уровне судебные дела, помимо шариатских судов, рассматривались также правителями областей – калга-султаном, нураддин-султаном, беями и мурзами. Формально их можно считать наследниками золотоордынских наместников (даруг или баскаков), соответственно, они должны были осуществлять правосудие по волеизъявлению монарха и на основе его предписаний, получая от него утверждение смертных приговоров и т. д. [Аметка, 2004, c. 8; Броневский, 1867, c. 355; Калашников, 2013, c. 24–25; Орешкова, 1990, c. 266; Эвлия Челеби, 2008, c. 96]. Среди ногайских орд – вассалов Крымского ханства номинально всей полнотой судебной власти обладали ханские наместники – сераскер-султаны, которые, впрочем, в своей деятельности должны были учитывать местные обычаи и позицию родовой знати [Грибовский, 2009, c. 74; Сень, 2020, c. 399, 400]. Однако по причинам, упомянутым выше, ханы фактически не имели рычагов влияния на правителей отдельных регионов ханства, а потому не вмешивались в их действия, и беи могли осуществлять суд на основе норм и принципов обычного права или даже собственного усмотрения [Лашков, 1896, c. 108; Описание…, 1902, c. 114]. При этом сами беи зачастую не пытались урегулировать споры между собой в ханском суде, а предпочитали их силовое решение и вступали в междоусобицы [Хартахай, 1867, c. 141, 142, 146].
Что же касается низового звена судебной системы в рамках «ханского суда», которая имела широкое распространение в Золотой Орде в лице судей-яргучи, в Крыму она не действовала. Именно в силу этого ханы не могли контролировать судебную сферу на местном уровне и полностью отдавали правосудие в регионах и отдельных местностях на откуп знати и мусульманским судам кади.
Однако, несмотря на то что шариатский суд строился на основе принципов мусульманского права и, казалось бы, не имел никакого отношения к системе ханского правосудия, крымские ханы обладали некоторыми полномочиями и в организации судов кадиев. Именно ханами назначались (в ряде случаев фактически «рекомендовались») судьи в крупных областях – Бахчисарае, Ак-Меджиде, Гезлеве, Ор-Капы и др. И уже эти ханские ставленники, в свою очередь, назначали кадиев в судебные округа – кадилыки [Орешкова, 1990, c. 266, 268; Хартахай, 1867, c. 143]. При этом интересно отметить, что, если кади сам нарушал закон, его дело разбирали мусульманские правоведы, которые выносили решение или приговор и обеспечивали его исполнение без вмешательства хана [Эвлия Челеби, 2008, c. 98].
Ханы также имели возможность оказать определенное влияние на организацию судебной деятельности шариатских судов, в частности устанавливая фиксированные сборы и пошлины, взимавшиеся кадиями при совершении определенных действий – внесения записей в судебные реестры, составления выписок из решений, составления актов о наследстве, выдачи вольных грамот и проч. [Рустемов, 2017, c. 225] (ср.: [Михалон Литвин, 1994, c. 84]). Надо полагать, подобное «вмешательство» ханов в деятельность судов на основе шариата было обосновано тем, что данные сборы и пошлины формально не относились к основным мусульманским налогам и, как следствие, могли быть (и даже должны были быть!) урегулированы ханскими ярлыками.
Однако в отношениях ханов с судами кадиев была и оборотная сторона: в кадиаскерских тетрадях имеется целый ряд записей о том, что ханы или члены ханского рода (как султаны, так и царевны) могли состоять в гражданско-правовых отношениях с собственными подданными и в этом качестве привлекаться к участию в судебном процессе. Имеются судебные решения, связанные с возмещением ханского долга, распределением наследства, заключением брака представительницами ханского рода и т. д. [Биярсланов, 1889, c. 48; Лашков, 1896, c. 101; Рустемов, 2017, c. 213]. Значение мусульманских судов было настолько велико, что хан или член ханского рода даже не мог освободить своего раба или рабыню собственным указом: такой указ (ярлык) являлся всего лишь основанием для того, чтобы этот вопрос был передан на рассмотрение в суд кадия, а сам такой документ выступал лишь доказательством по делу и в этом качестве вносился в кадиаскерскую тетрадь [Абибуллаева, 2016, c. 215; Биярсланов, 1890, c. 74; Лашков, 1895, c. 121–128; Рустемов, 2016б, c. 608; 2017, c. 118–120, 159, 220–222].
Не всех ханов устраивало подобное положение дел в судебной сфере, и некоторые из них предпринимали попытки ее реформирования. Наиболее известной является попытка хана Мурад-Гирея (1678–1683), который в начале своего правления попытался передать основные судебные полномочия из суда кадиев в суд торе-баши, базирующийся на традиционном степном праве. Однако влиятельное крымское духовенство выступило против и заставило хана отказаться от своего намерения (см. об этом подробнее: [Смирнов, 2005, c. 248; Почекаев, 2022б, c. 296–301]). Последний крымский хан Шахин-Гирей (1777–1783) также провел реформу, учредив шесть наместничеств во главе с каймаканами в Бахчисарае, Ак-Мечети, Карасубазаре, Гезлеве, Кефе и Перекопе, которые, в свою очередь, были поделены на 44 судебных округа – кадилыка. В отличие от Мурад-Гирея, он не преследовал цель урезать полномочия судей-кади, а, напротив, попытался расширить их статус как административных чиновников в соответствующих округах, тем самым намереваясь поставить их под контроль светских ханских наместников [Лашков, 1886, c. 22] (см. также: [Храпунов, 2022, с. 499]).
Наконец, нельзя не отметить, что на ханские прерогативы в судебной сфере оказывало известное влияние и политическое положение ханства по отношению к соседним державам, что в свое время никоим образом не сказывалось на внутренней судебной организации Золотой Орды. Большую часть своего существования Крымское ханство находилось в той или иной степени вассальной зависимости от Османской империи. Соответственно, представители Османов в Крыму (беи Кафы/Кефе), формально не вмешиваясь во внутреннюю политику ханов, все же имели определенное влияние на дела ханства, включая и судебную сферу. В некоторых случаях кафинские наместники заступались за приговоренных ханами крымских сановников, которые в глазах Османов были лояльными вассалами и проводниками турецких интересов в Крыму [Абдужемилев, 2018б, c. 201]. А иногда наместники Кефе влияли на ханов и при рассмотрении прошений о назначении пенсий и т. д. [Рустемов, 2017, c. 128].
Лишь в отдельных случаях имели место обратные ситуации, когда крымские ханы своими решениями защищали жителей Крыма от произвола османских наместников. Так, в 1553 г. к хану Девлет-Гирею I обратились жители одной из областей с жалобой, что с них якобы по воле османского султана собирают подать с дыма (т. е., по сути, налог на жилье). Хан тут же обратился к султану Сулейману I Великолепному с заявлением, что такой налог в Крымском ханстве никогда не взимался, и добился от султана распоряжения османским чиновникам отменить его [Мустакимов, 2019, c. 90]. Еще один пример связан с вышеупомянутым видом имущества – военной добычей: к хану Ислам-Гирею III, вернувшемуся из победоносного набега на Польшу, обратился представитель османского султана, потребовав передать ему всех пленных польских аристократов («гяурских беев»), на что хан также осмелился возразить, заявив, что это по закону добыча его собственных беков и только они имеют право на получение выкупа за пленников [Абдужемилев, 2016, c. 340–341].
В последние годы существования ханства аналогичную роль в Крыму играли дипломатические представители Российской империи, под
