Немцы после войны. Как Западной Германии удалось преодолеть нацизм - Николай Анатольевич Власов

Все это были весьма существенные перемены. Опять же, не стоит думать, что они происходили мгновенно или равномерно. В западногерманском обществе оставалось еще достаточно людей старшего поколения, для которых национальная идея и консервативные ценности играли важную роль. К их числу принадлежали не только избиратели, но и политики. Как у социал-демократов, так и у христианских демократов можно в этот период обнаружить некоторый крен в сторону умеренного национализма — не только как тактический ход, но и как отражение искренних воззрений многих функционеров этих партий, включая лидера СДПГ Курта Шумахера. Воплощением националистических и консервативных взглядов стал молодой баварский политик Франц Йозеф Штраус.

Даже постепенный уход со сцены националистических идей не означал, что связанный с ними комплекс представлений также остался в прошлом. К примеру, для представителей старших возрастов был характерен бытовой консерватизм. После крушения нацизма у многих из них произошел возврат к «старому доброму» мировоззрению начала ХХ в. Этот консерватизм отражал стремление к стабильному, добропорядочному обществу, чуждому всяких крайностей и потрясений.

1950-е в ФРГ проходили во многом под знаком борьбы за «истинные ценности», продиктованные традицией, сохранение нравственности, против американизации. Мишенью критики становились комиксы, голливудские фильмы (показ которых требовали ограничить), всевозможная эротическая продукция, даже джинсы. Много говорилось о необходимости защищать молодежь от растления нравов, хотя сама молодежь такой защите, естественно, была не рада. Появление в 1951 г. на экранах фильма «Грешница», главная положительная героиня которого была проституткой, вызвал бурный протест части общественности; представители обеих церквей даже вышли из состава кинематографической организации, разрешившей показ ленты. Особенно активными на этом поприще оказывались, что неудивительно, недавние убежденные нацисты. При этом риторика «истинных ценностей» у них не сильно отличалась от той, что была принята во Втором и Третьем рейхе.

Эту риторику в определенной степени поддерживали и церкви, все еще имевшие большое влияние на германское общество. Более половины немецких католиков и около четверти протестантов регулярно посещали богослужения. И западные державы-победительницы, и политическая элита ФРГ придавали большое значение работе с церковной иерархией. Это позволяло немецкому духовенству выступать в роли достаточно самостоятельного игрока. Оно позиционировало себя в первую очередь как защитника интересов паствы (в этом смысле пример кардинала Фрингса весьма показателен) и с этой позиции могло критиковать деятельность любых властей. Но, хотя церковные иерархи, как и другие немцы, не стремились критически разобраться в темных эпизодах своего прошлого (использование подневольного труда, замалчивание преступлений), они в целом поддерживали новый порядок. Эта поддержка способствовала тому, что общество приняло молодую республику.

Вопреки еще одному стереотипу, недавнее прошлое вовсе не было покрыто в Германии завесой молчания. В ранней ФРГ о времени Третьего рейха говорили много и охотно. Но обычно воспоминания западных немцев были весьма выборочными: речь шла преимущественно о собственных страданиях — под бомбами, от голода и холода. Многие немцы предпочитали считать себя такими же жертвами обстоятельств, какими были пострадавшие от преступлений Третьего рейха. В качестве виновников страданий указывали на Гитлера и его клику. Политики в своих выступлениях воспроизводили эту картину, то и дело подчеркивая, что подавляющее большинство немцев никак не участвовало в нацистских злодеяниях, не поддерживало их, а многие и вовсе были противниками режима.

Одной из наиболее популярных тем в обществе оставалась судьба немецких военных преступников, остававшихся в первой половине 1950-х гг. на территории Советского Союза. «Нашим солдатам» были адресованы самые горячие симпатии западногерманского общества. Совершенные ими преступления уже никого не интересовали. Далеко не случайно Аденауэр во время визита в Москву летом 1955 г. назвал освобождение всех находившихся в СССР германских граждан непременным условием установления дипломатических отношений между странами. Достижение этой цели стало в глазах западногерманской общественности главным успехом канцлера. Выступая в бундестаге, Аденауэр заявил: «Для нас это успех, от которого я не мог отказаться ни при каких условиях»[149].

Отказ от копания в прошлом конкретных людей стал не только политикой западногерманских властей, но и предметом негласного консенсуса в обществе. К его нарушителям относились неблагосклонно. Показательна история, произошедшая в конце сентября 1952 г. в небольшом городке Аурих на северо-западе ФРГ. Торговец рыбой и по совместительству местный политик, член городского сената от СДПГ Вильгельм Хайдепетер опознал на улице военного преступника, бежавшего из британской военной тюрьмы в Верле. Он сообщил об этом полиции, но преступник сумел скрыться. На Хайдепетера обрушился град обвинений и угроз со стороны сограждан: его называли предателем и сулили жестокую расправу. Торговцу пришлось бежать из города, спасая свою жизнь, а родная социал-демократическая партия немедленно сняла его со всех постов.

Такая ситуация удручала тех, кто выступал за полное преодоление прошлого (само это понятие появилось только в 1955 г., но быстро стало важной частью политического языка ФРГ). Прогрессивные немецкие интеллектуалы нередко весьма пессимистически судили о происходящем. Писатель Артур Кёстлер утверждал в 1953 г.: «Полная правда не может быть внедрена в сознание нации и наверняка не будет внедрена никогда. Просто потому, что она слишком страшна, когда открыто глянешь ей в лицо»[150]. Год спустя Ремарк писал в своем дневнике: «Вина отвергнута и не признана, поэтому нет никаких улучшений и перемен… И уже упрекают тех, кто не хочет забывать 33–45 годы… Нельзя, дескать, вечно копаться в старье»[151]. «Наша совесть мертва», — ставил в 1955 г. печальный диагноз Генрих Бёлль[152].

Оправданным ли был этот пессимизм? Естественно, и Ремарку, и Бёллю, и многим другим хотелось бы, чтобы немцы признали свое соучастие в преступлениях нацизма и чтобы процесс преодоления прошлого оказался быстрым и радикальным. На практике он получился медленным и местами нелинейным, но тем не менее двигался вперед; к началу XXI в. отношение немцев к собственному преступному прошлому стало совершенно другим.

В свою очередь, государство по мере возможности стремилось воспитывать общество в демократическом духе — как уже говорилось, в начале 1950-х для этого были созданы специальные структуры, в распоряжение которых предоставили значительные ресурсы. Важнейшим направлением государственной политики стала работа с молодежью — не только потому, что ей принадлежало будущее: в ранней ФРГ молодежь нередко воспринималась как самая проблемная группа населения, зараженная нацизмом с пеленок. Основной акцент делался на продвижении идеи демократии не только как политической системы, но и как формы жизни общества. Важной задачей считалось преодоление отчужденности и политической апатии; требовалось воспитать у молодежи чувство причастности к единому обществу, ответственности за происходящее в стране, желание участвовать в демократических процессах. Ключевой концепцией политического