Ханское правосудие. Очерки истории суда и процесса в тюрко-монгольских государствах: От Чингис-хана до начала XX века - Роман Юлианович Почекаев
Гораздо больше сведений сохранилось о судебном процессе, организованном и проведенном еще одной правительницей, которая впоследствии сама предстала перед судом, – золотоордынской ханшей Тайдулой, причем на этот раз речь шла не об уголовном или политическом преступлении, а о рассмотрении гражданско-правового иска. В середине 1350-х годов несколько золотоордынских купцов при различных обстоятельствах подверглись грабежу венецианцев и подали иск в суд хана Джанибека о компенсации понесенного ущерба. Однако процесс затянулся и перешел после смерти хана на рассмотрение его сына и наследника Бердибека, который, в свою очередь, поручил разбирательство своим наместникам в Крыму и Азове. Вместе с тем его влиятельная бабушка Тайдула по собственной инициативе решила в 1359 г. провести разбирательство, по итогам которого компенсировала потерпевшим их убытки, а затем выставила счет на соответствующую сумму венецианским властям. Поскольку этот судебный процесс ниже будет рассмотрен отдельно[76], не будем здесь останавливаться на его подробностях, отметим лишь, что до нашего времени сохранились два документа – послание Тайдулы венецианскому дожу и прилагаемая к нему «платежная ведомость» с указанием расходов, понесенных на организацию процесса и выплату компенсации [Григорьев, Григорьев, 2002, с. 196–217]. Благодаря этим документам мы можем достаточно четко представить себе состав участников процесса, включая судебных чиновников, а также сделать определенные выводы о статусе ханши, которая, не будучи формально ни монархом, ни регентшей Золотой Орды, тем не менее обладала достаточным влиянием, чтобы принять решение о рассмотрении этого дела, разрешить его и вступить в переписку с иностранным правителем по итогам разбирательства.
Довольно специфическим является следующий казус, в котором представительница правящего рода также выступает своеобразным судьей, не обладая при этом никакими формальными властными полномочиями. Ханзаде-бегим, происходящая из династии Тимуридов, была старшей сестрой знаменитого Бабура – правителя Ферганы и основателя государства Великих Моголов в Индии. В 1500 г. она была выдана замуж за Мухаммада Шайбани-хана, основателя Бухарского ханства, однако впоследствии, несмотря на рождение сына, он с ней развелся (отдав одному из своих приближенных), а после его гибели в 1510 г. ей было позволено выехать к брату Бабуру, который вскоре снова выдал ее замуж. При дворе брата, а затем и племянника, падишаха Хумаюна, она выполняла необременительные обязанности, организуя некоторые торжественные церемонии и т. п. Не играя значительной роли в политической жизни, Ханзаде тем не менее пользовалась уважением как старейшая представительница правящего семейства. Вероятно, именно поэтому на нее была возложена весьма важная миссия: добиться примирения двух своих племянников – Камран-мирзы, правителя Кабула, и Хиндал-мирзы, обосновавшегося в Кандагаре.
Пользуясь тем, что в 1540 г. Хумаюн был изгнан из Дели неким Шер-ханом из династии Сури, Камран годом позже решил подчинить себе Кандагар, начав осаду города, принадлежавшего его младшему брату. Естественно, свергнутому Великому Моголу, стремившемуся вернуть власть, была невыгодна вражда братьев, он направил в Кандагар Ханзаде. Хиндал-мирза (что примечательно, посоветовавшись со своей матерью) направил Камрану предложение вынести их спор на рассмотрение Ханзаде и обязался подчиниться любому ее решению. Однако, несмотря на уважение со стороны племянников, на первых порах Ханзаде не удавалось преуспеть в улаживании конфликта: поначалу она потребовала, чтобы Хиндал считался (как и раньше) подданным непосредственно Хумаюна. Камран-мирза заподозрил, что эту мысль внушил ей сам правитель Кандагара, а потому отказался принять такое условие, заставив Ханзаде совершить целую серию поездок из лагеря одного брата в лагерь другого и в конце концов выработать компромиссное решение: пока Хумаюн находится в изгнании, Хиндал признает власть Камрана, но когда старший брат вернет власть в Дели, то Кандагар вновь будет подчиняться Хумаюну [Gul-Badan, 1902, р. 161][77]. Таким образом, сестра Бабура выступила своего рода третейским судьей в споре двух его сыновей в силу своего статуса «матриарха» семейства Великих Моголов.
Наконец, последний из казусов, в которых правительница выступила в качестве судьи, относился уже ко второй половине XVII в. и имел место в Касимовском ханстве – небольшом государстве, возникшем в середине XV в. сразу же как вассальное владение Московского великого княжества. В период автономного существования ханства его ханы обладали реальными властными прерогативами, в том числе и судебной юрисдикцией – как и правители других чингисидских государств (см.: [Акчурин, Ишеева, Абдиев, 2021, с. 38–39; Беляков, 2003, с. 57; Рахимзянов, 2009, с. 64]). Однако к рассматриваемому времени касимовские правители уже лишились практически всех атрибутов власти даже в пределах зависимого (вассального) государства. И лишь за право судить подвластных им лиц они боролись, доходя со своими челобитными грамотами даже до царя [Беляков, 2006, с. 14–15][78]. После смерти в 1679 г. местного хана Сейид-Бурхана, который задолго до смерти принял крещение и стал именоваться Василием Арслановичем, было принято решение о ликвидации ханства, однако из уважения к статусу и возрасту супруги покойного хана – Фатимы-Султан (которой к этому времени было 86 лет!) – решено было сохранить за ней номинальную власть над Касимовом до самой смерти. Естественно, ни о каком фактическом правлении престарелой ханши речи не шло: контроль над ханством, в том числе судебный, уже много десятилетий принадлежал воеводам, назначавшимся московскими царями [Беляков, 2003, с. 57–58].
Вместе с тем именно этой номинальной правительнице под конец жизни довелось выступить судьей по одному делу. Еще в 1677 г. некий Аким Никитин от своего имени и от имени ряда своих родственников оспорил запись его в посадские люди, заявив, что его отец числился подьячим, и потребовал, чтобы его и его родственников также числили в подьячих, которые обладали большими правами, нежели простые посадские. Он обратился к правителю («царевичу») Василию Арслановичу, но дело затянулось, и повторно челобитная была подана уже в 1680 г. ханше Фатиме-Султан. Весьма любопытно, что во время официального судебного разбирательства Аким Никитин произнес следующую фразу: «Касимов де город за Касимовскою царицею, а не за великим государем» [Вельяминов-Зернов, 1866, с. 484–485; Лохвицкий, 1857, с. 53]. Тем самым этот касимовец русского происхождения признавал, что является подданным ханши-мусульманки и примет ее решение, а не решение наместников московского царя!
В решении по этому делу тем не менее отразилось реальное положение ханши в Касимове: Фатима-Султан издала грамоту, адресованную касимовскому воеводе Ивану Аксенову, в которой просила его числить Акима Никитина и его сородичей подьячими. Как видим, несмотря на заявление истца, решение самой Фатимы-Султан не имело юридической силы: оно обязательно должно было быть утверждено царским наместником. Да и сам факт, что на рассмотрение правительницы ханства выносились такие мелкие вопросы, свидетельствует, по мнению исследователей, о незначительных масштабах ее власти. Таким образом, обращение к номинальной правительнице, не имевшей реальной власти и влияния на дела в ханстве, стало жестом отчаяния со стороны ее русского подданного. Выходя за хронологические рамки исследования, отметим, что этот затянувшийся спор дошел до царского суда и был разрешен только в 1695 г., когда цари Петр и Иван Алексеевичи повелели числить родственников А. Никитина (умершего в 1681 г.) все же
