Ханское правосудие. Очерки истории суда и процесса в тюрко-монгольских государствах: От Чингис-хана до начала XX века - Роман Юлианович Почекаев
Прежде всего остановимся на обвинениях, которые предъявлялись бывшим правительницам. Проанализированные казусы дают возможность выделить несколько видов таких обвинений: колдовство, отравление правителя или другого влиятельного представителя правящего рода, участие в заговоре и государственная измена.
Колдовство, как уже не раз отмечалось выше, было самым универсальным обвинением, привлекательным в глазах обвинителей и судей в силу ряда причин. Во-первых, согласно Великой Ясе Чингис-хана это преступление без всякого снисхождения каралось смертью [Попов, 1906, с. 0152]. Во-вторых, в силу традиций и менталитета именно это деяние в большей степени связывалось с женщинами. Наконец, в-третьих, наличие или отсутствие колдовства было весьма сложно доказать. Неудивительно, что именно колдовство стало основанием для суда и расправы с целым рядом влиятельных женщин в Монгольской империи. Мы уже описали, как в 1246 г. по этому обвинению была осуждена Фатима-хатун – могущественная фаворитка Туракины, вдовы хана Угедэя, регентши империи (1241–1246). Хан Мунке в своем послании французскому королю Людовику IX обвинил в колдовстве свергнутую им регентшу Огуль-Гаймиш (1248–1251), вдову хана Гуюка, сына Угедэя и Туракины [Рубрук, 1997, с. 175].
Не менее распространенным было обвинение в отравлении монарха, поскольку этот вид преступления могли с успехом практиковать представительницы «гаремного правления»: именно женщины ханского дома контролировали хозяйство, приготовление и подачу пищи, а в определенных случаях и сами могли угощать правителя из собственных рук. Опять же такое обвинение было очень удобным, поскольку нередко доказать отравление было довольно сложно и для вынесения приговора оказывалось достаточно обвинения. Так, по решению упомянутого хана Гуюка (1246–1248) была казнена его тетка Алталун-хатун (по другой версии – бывшая супруга Чингис-хана Абикэ-беки), которую обвинили в отравлении хана Угедэя [Плано Карпини, 2022, с. 184–185; Рашид ад-Дин, 1960, с. 42] (см. также: [Бартольд, 1963, с. 559]). В 1335 г. на суд нойонов государства Хулагуидов в Иране предстала и была приговорена к казни Багдад-хатун, вдова ильхана Абу Саида (1316–1335), которую обвинили в убийстве супруга, насильственно расторгшего ее предыдущий брак, чтобы самому взять ее в жены [Фасих, 1980, с. 59; Шараф-хан, 1976, с. 66–67] (см. также: [Де Никола, 2023, с. 132–133]).
С «гаремным» положением женщин отчасти могло быть связано и обвинение по поводу участия в заговоре: близость к монарху, способность влиять на его семейство и ближайшее окружение делали такое обвинение достаточно правдоподобным. Выше мы уже подробно рассмотрели, как в 1251 г. был раскрыт обширный заговор против только что вступившего на престол хана Мунке (1251–1259): среди его участников были не только потомки Чагатая и Угедэя мужского пола, но также их жены и матери. В результате по обвинению в организации убийства хана предстали перед судом вышеупомянутая Огуль-Гаймиш, Кадакач-хатун, мать царевича Ширэмуна, а также Тогашай, супруга Есу-Мунке, правителя Чагатайского улуса (1246–1252) [Джувейни, 2004, с. 422–425; Рашид ад-Дин, 1960, с. 137–138]. Могущественная правительница Золотой Орды ханша Тайдула – супруга Узбека (1313–1341), мать Джанибека (1342–1357) и бабка Бердибека (1357–1359) – была казнена ханом Хызром (1360–1361), которого она сначала обещала возвести на трон, а затем выступила против него, отдав предпочтение более «управляемому» претенденту Наурусу (1360) [ПСРЛ, 2000а, с. 232; Утемиш-хаджи, 2017, с. 52]. В 1386 г. другой золотоордынский хан Токтамыш (1380–1395) по обвинению в заговоре казнил свою супругу Тулунбек, бывшую жену небезызвестного Мамая [ПСРЛ, 2000б, стб. 152] (см. также: [Радлов, 1889, с. 6]). В середине 1450-х годов престарелая Гаухаршад-ака (супруга Шахруха, сына Тимура, и мать знаменитого Улугбека) неоднократно попадала в заключение и в конце концов в 1457 г. была казнена самаркандским правителем Абу Саидом (1451–1469) по обвинению в переписке со своими правнуками, которых она подстрекала к войне с другими Тимуридами [Бартольд, 1964, с. 171; Шараф-хан, 1976, с. 126–127; Extraits…, 1862, р. 304–306; Subtelny, 2007, p. 49–50].
Наконец, самым серьезным обвинением была государственная измена: только наиболее влиятельные представительницы власти имели возможность вступить в сговор с иностранными правителями и призвать их к захвату собственных государств, гарантируя завоевателям поддержку изнутри. Именно по такому обвинению судили в 1257 или 1258 г. Боракчин, супругу знаменитого Батыя, правителя Золотой Орды (1227–1256), ставшую регентшей при своем внуке Улагчи (1256–1257/58): когда она попыталась заручиться поддержкой ильхана Хулагу для сохранения поста регентши, «народ, узнав, что она замышляет, послал за ней, вернул ее, несмотря на сопротивление с ее стороны, и убил ее» [Тизенгаузен, 1884, с. 150–151]. Такое же обвинение было предъявлено и вышеупомянутой Багдад-хатун [Хафиз Абру, 2011, с. 146] (см. также: [Де Никола, 2023, с. 133]): вероятно, ее политические противники сочли предыдущее обвинение в отравлении супруга, ильхана Абу Саида, недостаточно убедительным, а саму ее весьма опасной, поскольку она принадлежала к очень влиятельному в Иране роду Чопанидов, представители которого в течение нескольких поколений являлись ближайшими советниками и военачальниками ильханов.
Помимо особых видов обвинений, следует отметить специфику отношения к женщинам в процессе расследования и исполнения наказания. Средневековые историки достаточно подробно описывают те жестокие меры, которые применялись к бывшим правительницам и другим представительницам власти в процессе получения доказательств и во время казни. При этом, в отличие от мужчин, большое внимание уделяется позорящим действиям, вероятно не слишком актуальным в отношении мужчин, – по крайней мере, при описании следствия и суда над мужчинами такие подробности средневековые хронисты не приводят.
Так, вышеупомянутая Фатима-хатун, находясь под следствием, подвергалась многочисленным пыткам, оставаясь долгое время в цепях без еды и воды, ее запугивали, пытали и били палками, пока она не созналась в том, в чем ее обвиняли. А казнили ее также способом, который вряд ли был применим к мужчинам: «зашили верхние и нижние отверстия ее [тела] и, завернув в кошму, бросили в воду» [Рашид ад-Дин, 1960, с. 117] (ср.: [Джувейни, 2004, с. 169]). Как отмечает Д. Уэзерфорд, подобная жестокость до этого времени не имела прецедента в Монгольской империи [Уэзерфорд, 2005, с. 310], однако действия в отношении самой Фатимы стали прецедентом для наказаний, которые в дальнейшем широко применялись в отношении других женщин-подсудимых. При этом нельзя не обратить внимания на то, что, хотя сама Фатима, несмотря на свое влияние в Монгольской империи, юридически являлась всего лишь рабыней регентши Туракины, аналогичные меры для получения признания и наказания преступниц стали впоследствии применяться даже в отношении представительниц правящих семейств.
Огуль-Гаймиш,
