Культура Древнего Рима. Том I - Е. М. Штаерман
Так называемый портрет Корбулона.
I в. Ленинград. Гос. Эрмитаж.
Аполлонию приписывался ряд писем, излагавших пифагорейские доктрины. В них содержится учение об общности человеческого рода, о постоянном переходе из одного состояния в другое, о предопределении; оно сочетается с призывами к самоусовершенствованию, человеколюбию, доброте, законопослушанию, познанию добродетели, почитанию богов, и в первую очередь Солнца, а также к труду на благо полисов как высшего и главного сообщества людей, благо которых предпочтительнее благу отдельного человека (Philostr. Ep., II, 43,44, 52,58). В образе Аполлония, таким образом, соединены черты боговдохновенного мудреца, пророка и провидца, в духовном (и физическом) отношении стоящего высоко над прочими смертными, с чертами активного деятеля, борца за свои убеждения, сближающими его не с молчальниками типа Сенеки и Тацита, а скорее со Сципионом Эмилианом в изображении Цицерона.
В литературе часто высказывалось предположение, что Аполлоний противопоставлялся Христу. Однако оно ни на чем не основано. Скорее можно полагать, что, создавая его образ, Филострат, как представитель тогдашней связанной с муниципальными кругами интеллигенции, хотел применительно к их идеологии сделать то же, что делал Тацит, создавая образ Агриколы: показать, что в любых обстоятельствах, в правление любых принцепсов можно, следуя заветам наиболее популярных философских теорий и не прельщаясь ничем мирским, вести деятельную и полезную обществу жизнь, активно бороться в масштабах города и в масштабах империи за то, что представлялось справедливым. Этот элемент активной политической деятельности, приписанный совершенному пифагорейцу, весьма знаменателей, как показатель некоего поворота в мыслях.
Однако, несмотря на обожествление Аполлония, его пример не мог найти широкого отклика. Городской патриотизм с разложением города как гражданской общины угасал. Борьба с «тиранией» могла найти отклик в кружке Юлии Домны и части сената, но не в более широких кругах, для которых действительно со сменой принцепсов «не менялось ничего, кроме имени господина». К тому же в гражданских войнах между различными претендентами на престол, войнах, шедших между целыми армиями, деятельность и воля отдельного частного человека мало что могла значить. Что же касается философии Аполлония, то она была далеко не оригинальна.
Последняя попытка спасти что возможно из идеи космической гармонии и преодолеть «отчуждение» была сделана Плотином, выступившим со своим учением при императоре Галлиене, человеке, в отличие от своих предшественников и преемников, высоко образованном, стремившемся, несмотря на то, что в его правление кризис и разруха достигли кульминации, оживить античную культуру и лично посещавшем лекции Плотина. Здесь нет возможности подробно охарактеризовать сложнейшую и часто противоречивую философскую систему Плотина, изложенную в его «Эннеадах». Остановимся лишь на том, что имеет непосредственное отношение к нашей теме.
Для Плотина огромное значение в качестве источника существующего зла имело представление о разорванности, разобщенности, присущей множественности, в противоположность единству целостного, простого, несмешанного. Страдания тела, говорит он, происходят от того, что оно не единство, а множественность (Ennead., XXVIII, 84). Отдельные существа благодаря всеобщей взаимосвязи представляют собой единство, но так как они и множественность, они постоянно вредят друг другу из-за своего различия, ради своей пользы. Одно пожирает другое, так как оно и сходно с ним, и отлично от него. Поскольку каждое стремится к тому, что наиболее согласно с его природой, оно выбирает из другого то, что ему по его сущности подобно, из чего извлекает пользу и выгоду, а что чуждо — уничтожает (XXVIII, 174). Наш мир множествен, части его удалены друг от друга и не соединены истинной дружбой. Между ними существует вражда: каждая часть из-за своей недостаточности враждебна другой (XII, 12, 18). В материальном мире противоположности разделены в пространстве и тем сильнее стремление отдельных существ к единству (XII, 144).
Главной целью Плотина было выдвинуть свою концепцию мироздания, которая могла бы преодолеть отчуждение, обосновать первичное единство — всего существующего, объяснить и оправдать существование зла при сохранении исконного античного тезиса, подвергавшегося нападкам со стороны гностиков, герметистов и т. п., — тезиса о красоте и упорядоченности нашего мира, о возможности для человека достичь счастья, поскольку Плотин, как и все другие античные мыслители, считал счастье естественной целью всякого живого существа. Вместе с тем он выступал против призыва к крайнему аскетизму, уходу от мирских дел как «массы зла». Как и некоторые его предшественники, он видел первичный, верховный принцип в Едином Благе, несмешанном, простом, целостном, истинном бытии, ни в чем не нуждающемся вследствие своего единства (VII, 2–3; IX, 22). За ним следовал Ум — Нус и далее — мировая душа, создавшая мир, ей причастный и прекрасный (XXVII, 54). Мировая душа — источник всех индивидуальных душ, поэтому в конечном счете они едины, хотя и множественны (VIII, 2; 8–10, 18, 19; IX, 9–12). Разумная часть души причастна к единству, но разделение по телам создает множество, связанное с материей. Однако, несмотря на разделение, в целом содержатся все части, часть же получает силу от целого — например, не может быть стада или войска, если оно не едино (IX, 3). Всякая душа едина с целым, ибо целое — во всем (XXVII). В каждом из нас в той мере, в какой мы отвлекаемся от чувственного, сосредоточиваемся на своем внутреннем, присутствуют и Благо, и Нус, и душа (X, 55). Истинное бытие едино и целостно; только наш разум, наше мышление разделяет то, что на самом деле едино, — Солнце, Луну, людей (V, 36). В истинном, интеллигибельном мире время — это вечность, пространство — проникновение одного во все. Там каждое — то же, что и другое, там нет зла, ибо зло — несовершенство, недостаточность (V, 38, 40). Душа может слиться с Единым, отойдя от множественности (IX, 18, 52, 63).
Плотин резко полемизирует с учеными (в частности, гностическими), до бесконечности удлиняющими иерархию, посредствующую между верховным принципом и земным миром, якобы созданным или отпавшей от этого принципа «злой душой», или «злым демиургом», а потому чуждым Единству, Благу, красоте. Правда, в этом смысле Плотин не всегда последователен (он иногда и сам удлиняет иерархию сущностей, дробя их, вводит промежуточных посредников — демонов), но все же основные его положения утверждают единство, гармонию, красоту и космоса, и человеческой души, поскольку в них всегда присутствует мир интеллигибельный. Мир прекрасен, говорит он, и, осознавая его красоту, человек
