Златая цепь на дубе том - Борис Акунин

«Воронежский флот»

После первого Азовского похода, неудача которого объяснялась, в том числе, отсутствием блокады со стороны моря, Петр приказал срочно построить флотилию. На берега Дона, близ Воронежа, где были превосходные леса, согнали 26 тысяч крестьян. Это был первый в российской истории «ГУЛАГ» — массовое использование подневольного труда с применением террора: экзекуций и казней.

К весне соорудили 1300 транспортных стругов и 27 небольших военных кораблей. Войска перевезли, крепость блокировали и вынудили к сдаче, после чего Петр уверовал в необходимость «Воронежского флота» и продолжал губить там массу людей и тратить колоссальные деньги еще много лет. Основные расходы впрочем возлагались на население. Дворяне, купцы, горожане, духовенство, разделенные на 52 «кумпан-ства», должны были вскладчину оплачивать это странное судостроение. Плавать речному флоту было негде. В большое море его не пускали турки.

Один-единственный раз, в 1699 году, и то с разрешения керченского паши, разрешили сплавать в Константинополь фрегату, перевозившему посольство. Остальные корабли так и гнили без дела. Всего нищая, разоренная многочисленными поборами страна спустила на воду 211 военных кораблей, в том числе больших. Вековые леса были вырублены, много тысяч крестьян сгинули.

Предполагалось, что донская армада понадобится для неизбежной войны с турками, но когда в 1711 году это наконец произошло, дальше бесполезного Азовского моря корабли не попали и никакой пользы не принесли, а после Прутской капитуляции, с потерей контроля над устьем Дона, всю эпопею пришлось свернуть, а расходы списать в чистый убыток.

Строительство каналов

Это еще один пример бездумного использования европейского опыта, в российских условиях неприменимого.

В обширной стране очень плохо обстояло дело с коммуникациями. Дорог было мало, все немощеные, а во время весенней и осенней распутиц вообще наступало бездорожье. Это очень затрудняло торговлю.

В Европе входило в моду сооружение каналов. Их было трудно и дорого рыть, зато потом расходы окупались сторицей. Одна лошадь могла тянуть большую баржу с товаром, и на протяжении восемнадцатого века гидротрассы появятся во всей Западной Европе, от Италии до Британии. (В упадок эта инфраструктура придет лишь после развития железных дорог).

Петр загорелся гигантоманской идеей проложить водный путь от Балтики до Черного моря и Каспия.

Опять, как с Воронежским флотом, согнали десятки тысяч мужиков. Но инженеров не хватало, северный климат был малопригоден для земляных работ такого масштаба, да еще и, разумеется, процветало казнокрадство. Без введения особого налога тоже не обошлось, причем немаленького — по 70 копеек со двора (примерно месячный расход на питание тогдашнего простолюдина).

В итоге из шести больших каналов кое-как удалось достроить только один, Ладожский, длиной 117 километров. Гора родила мышь, причем очень хилую. Шлюзы все время ломались, постоянно требовались ремонтные работы. В конце концов канал частично пересох, а частично зарос.

Фрагментарная европеизация

Петру очень хотелось превратить свою страну в Голландию. Чтоб всё было так же организованно, чисто, регулярно; чтобы мужчины брили бороды и курили трубки, а женщины были приветливы и похожи на царскую фаворитку Анну Монс; чтоб солдаты маршировали, корабли плавали по морям, коммерсанты честно торговали — и все дисциплинированно делали, что им приказывают.

Единственное, что полностью удалось — это синхронизировать российское время с европейским. Вернувшись из своего большого турне, Петр отменил традиционное летоисчисление от сотворения мира, велел отсчитывать год с 1 января, и русский 7028 год, продлившись всего 4 месяца, превратился в 1700-ый.

Тогда же, 1 января 1700 года, подданным было приказано побриться и переодеться в европейскую одежду. Добиться того и другого удалось только от самого забитого и самого малочисленного сословия — дворянства. Вынужденное поголовно служить, оно не имело возможности ослушаться. Попытки лишить простолюдинов волосатости и исконной одежды провалились, да и негде было взять столько «немецких кафтанов» и бритв.

Дворяне тоже европейцами не сделались, но по крайней мере стали по-европейски выглядеть.

Намного труднее была задача приучить их соответственно себя вести. Этого Петр добивался обычными своими способами: изданием указов и запугиванием. Недоросли должны были учиться западным премудростям, причем как обычно Петр возложил расходы на собственных подданных. Государственных школ он открывать не стал. Частных учителей катастрофически не хватало, и детей учили как придется. «Троим учителям денежки платим. Для грамоты ходит к нему дьячок от Покрова, Кутейкин. Арихметике учит его, батюшка, один отставной сержант, Цыфиркин… По-французски и всем наукам обучает его немец Адам Адамыч Вральман», — рассказывают родители юноши-дворянина в комедии Фонвизина «Недоросль».

Навыки «политеса» дворяне должны были приобрести на «ассамблеях», обязательных для посещения светских сборищах. Никогда раньше не покидавшие теремов бабы и девки учились быть дамами и барышнями.

Петр видел в Европе газеты — и в 1702 году тоже завел это диво: листок «Ведомости о военных и иных делах». Это, правда, была не вполне пресса, скорее правительственный информационный бюллетень, но выглядел он прямо как настоящая газета. Поначалу приходилось раздавать эту непонятную диковину бесплатно.

В 1724 году царь велел открыть и Академию — вроде той, какую видел во Франции. Но русская «Академия де сиянс» была чем-то вроде пансиона, научными изысканиями на первых порах она не занималась.

Если представить петровскую Россию в виде человеческой фигуры, то ее маленькая голова (дворянство) была в треуголке и парике, с выбритой физиономией, но огромное тело так и осталось в заплатанном крестьянском армяке да в лаптях. Так оно будет и потом: европейской станет лишь социальная верхушка, глубже эта культурная трансформация не проникнет.

Глава четвертая

ОТ САМОДЕРЖАВНОЙ ИМПЕРИИ К САМОДЕРЖАВНО-ДВОРЯНСКОЙ

ОСНОВНОЕ

Переустройство государства, возвращение к изначальной, «ордынской» модели, произведенное Петром Первым, имело разнообразные исторические последствия — как временные, так и перманентные. К числу последних относится, прежде всего, превращение страны в военную империю, которая будет постоянно стремиться к экспансии, а также восстановление ситуации, при которой жизнь страны очень сильно зависит от личных качеств монарха.

Последствия относительно краткосрочные являлись побочным эффектом петровских оплошностей и «недоработок». Самой критической из них была неопределенность принципа передачи власти. Это привело к череде политических потрясений и даже дворцовых переворотов. Другой проблемой постпетровского периода была архаичность тотального вертикального управления в духе Ивана III, когда абсолютно все мало-мальски важные решения принимались только самим правителем. Страна слишком разрослась, и ее общественно-государственное устройство слишком усложнилось, чтобы можно было управлять столь обширным пространством из «ханской юрты». Эту проблему отчасти решит