Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей
Наконец Литвинов вернулся к полякам. «Я считал бы очень полезным предать гласности содержание беседы Арцишевского с королем [Румынии. — Ред.]… Сообщите, считаете ли Вы это возможным», — спросил он Островского. Если это действительно так, то нужно попросить Виноградова «написать что-то вроде корреспонденции из Бухареста об антисоветских интригах польского посланника и о содержании его беседы с королем». Это может быть опубликовано в Москве в «Журналь де Моску»[1128]. Борис Дмитриевич Виноградов ранее служил в Берлине первым секретарем советского посольства, а также был агентом НКВД. В настоящий момент он занимал должность первого секретаря посольства в Бухаресте.
Если проанализировать отношения Литвинова с Титулеску, то на ум приходит слово «достойные». Нарком не просто согласился прикрыть его в вопросе прохода Красной армии по территории Румынии, но и освободил от необходимости приезжать в Москву, то есть поговорил со Сталиным, чтобы объяснить ситуацию в Бухаресте. «Титулеску мне сообщил, — отчитался Островский Литвинову, — что в последней с ним беседе Вы не настаивали на его поездке, оставляя решение за ним в зависимости от внутреннего положения и от устойчивости его министерского портфеля. Титулеску добавил, что он был глубоко тронут этим проявлением искренности и сердечности». С точки зрения Островского, поездка Титулеску в Москву была совершенно необходима[1129].
В целом Литвинов не возражал. Приедет Титулеску в Москву или нет? Он сам должен это решить. Если приедет, то кто будет его сопровождать, на сколько дней он останется и что бы он хотел посмотреть в Москве? Вариантов было много: спектакли, опера, балет, музеи, галереи, заводы. Островскому нужно было это выяснить и отправить телеграмму Литвинову[1130].
Через несколько дней Литвинов снова затронул этот вопрос, напомнив Островскому, что Титулеску сам предложил приехать в Москву, это была его инициатива, а не СССР. К сожалению, Титулеску рассказал о возможном визите прессе, и это вызвало проблемы в Бухаресте. Он хотел приехать, чтобы подписать пакт о взаимопомощи или чтобы СССР признал, что Бессарабия подчиняется Румынии. «Впустую он, очевидно, ехать не хочет, — писал Литвинов. — Нам тоже поездка ничего не даст, если за ней последует какой-нибудь поворот в политике Румынии». Все зависело от ситуации в Бухаресте: будут ли король и правительство поддерживать сближение с СССР? Если нет, Титулеску придется балансировать между двумя сторонами. Поэтому Литвинов велел на него не давить, поскольку он может сообщить об этом прессе. Но нужно попросить его дать окончательный ответ, так как необходимо подготовить его визит[1131].
Через три дня, 19 ноября Титулеску сообщил Островскому, что поездка отменяется. Его политическое положение слишком неопределенное. Он не может никому доверять, так как обещания нарушаются на другой день после того, как их дали, поэтому единственный человек, на которого Титулеску может полагаться, — это король. А король никогда не будет другом СССР, «но он боится вас, как моральной силы, так и, в особенности, силы материальной… поэтому король кровно убежден, что лучше иметь Советы в числе друзей, чем врагов». Однако на Кароля II давили со всех сторон, а франко-советский пакт еще не был ратифицирован[1132]. Даже французы вступили в дискуссию. Как узнали немцы из достоверного источника, заместитель начальника штаба Франции генерал Виктор-Анри Швейсгут, наблюдавший в этот момент за маневрами в Румынии, предложил «замедлить сближение с Россией»[1133]. Вряд ли Швейсгут дал бы такой совет по своей собственной инициативе.
Полпред СССР в Румынии М. С. Островский. Середина 1930-х годов
Островский часто виделся с Титулеску, пытаясь придумать, как продвигаться вперед. 23 ноября они встретились, чтобы обсудить ухудшение ситуации. Титулеску признался, что он взволнован. Турки и югославы, в особенности новый югославский премьер-министр Милан Стоядинович, заигрывали с Польшей и Германией и пытались улучшить отношения. Это угрожало целостности Малой Антанты. Кроме того, существовала проблема политического курса Лаваля. Он тревожил Титулеску так же, как и «наглость» Польши. «Я всегда говорил, — съязвил Титулеску, — что шею мне свернет не король, а мои союзники: вначале Польша, потом Турция, Югославия, а теперь Лаваль» [курсив наш. — М. К.]. «До сих пор я убеждал короля, что прогерманская политика изолировала бы Румынию от ее союзников на Балканах и в Центральной Европе, изолировала бы ее от Франции и Англии. Теперь король сможет мне сказать, что Румыния, настаивая на своей политике, может сама оказаться изолированной»[1134].
Литвинов отправил Александровскому депешу в Прагу, в которой отчасти повторил новости о Титулеску, которыми тот поделился с Островским. Затем Литвинов продолжил: «Из некоторых кругов нам передавали в Женеве, будто в Малой Антанте усилились прогерманские настроения. Титулеску сам мне говорил, что он теперь впервые испытывает беспокойство за позицию Югославии, назвав Стоядиновича [нового премьер-министра Югославии. — М. К.] германофилом. Титулеску вообще был страшно удручен главным образом нападками на него в самой Румынии за мнимые переговоры с нами об эвентуальном пропуске Красной Армии через Румынию и о пакте о взаимной помощи». Это означало, что два из трех членов Малой Антанты или сдавали позиции нацистской Германии, или подумывали об этом. Оставались вопросы, касающиеся Чехословакии, однако Литвинов признавал, что прямо сейчас тревожиться не о чем. Или, по крайней мере, он так говорил. «Мне передавали, что перед своим отъездом из Женевы Бенеш вновь указал Лавалю на необходимость скорейшей ратификации франко-советского пакта и как будто добился от Лаваля соответственного обещания»[1135].
Литвинов считал Бенеша неизлечимым оптимистом, так как было известно, чего стоили обещания Лаваля. Бенеш сам начал сомневаться. Лаваль сообщил Потемкину, Титулеску и другим, что он ратифицирует пакт. Он мог так и поступить, а мог провести переговоры с немцами и подписать соглашения с ними, лишив таким образом пакт какого бы то ни было политического смысла. В Берлине шли неофициальные переговоры, и, говорят, Лаваль пытался получить гарантии для Чехословакии. Даже если ему это удастся, «Гитлер, однако, никогда не откажется от своих замыслов в отношении Австрии, а овладение последней делает совершенно иллюзорным какие бы то ни было гарантии для Чехословакии». Однако если ратификация состоится, то Бенеш сможет продолжить политику сближения с СССР. Литвинов понимал, что НКИД надо тщательно следить за внешней политикой Чехословакии. Бенеш хотел стать президентом, и нарком переживал, что новый премьер-министр и министр иностранных дел Милан Годжа могут быть не
