Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей

С Лавалем были и другие сложности, в частности, он пытался помирить Италию с Югославией, но при этом игнорировал Чехословакию и Румынию. На Титулеску также пытались напасть в Румынии. Помните, Монзи сообщал о планируемой попытке покушения на румынского министра и Островского? В Бухаресте было опасно, и Титулеску подолгу находился за границей. Но кот из дома — мыши в пляс. Отсутствием Титулеску (последний раз его не было в Бухаресте четыре месяца) воспользовалась польская миссия.

СССР делали дружеские жесты по отношению к румынскому правительству: так, например, Сталин согласился принять Титулеску в Москве. Он редко соглашался встречаться с зарубежными гостями. Значит, это был важный момент[1123]. Титулеску не скрывал того, что он надеется подписать пакт о взаимопомощи с СССР, похожий на те, что были подписаны с Францией и Чехословакией. Он открыто говорил об этом, а также об осеннем визите в Москву. Это произошло в июне на ужине в советском посольстве в Бухаресте[1124]. Следующим дружеским жестом стало соглашение о повторной постройке моста через Днестр между советским Тирасполем и румынскими Бендерами. Титулеску хотел назвать мост «Вечный мир на Днестре». Литвинов наверняка подумал, что это перебор и вполне достаточно «Мост мира»[1125].

Кроме того, существовали трудности, связанные с официальным опровержением, которое дал Титулеску. Он отрицал, что обсуждал проход Красной армии по территории Чехословакии для укрепления Румынии. Литвинов подтвердил его слова, хотя сказал при этом неправду. Он хотел помочь Титулеску избавиться от врагов. Некоторые из коллег наркома принялись возражать, но Литвинов сказал, что это крайняя мера: лучше так, чем никак. Проблема была не только в самом отрицании, чтобы избавиться от недоброжелателей, преследовавших Титулеску. «Я считаю, что дискуссия в прессе, запросы в парламенте, — объяснял Литвинов Островскому, — наносили ущерб не только лично Титулеску, но и нашему престижу, а также нашим отношениям с Румынией».

«Кроме того, они [враги Титулеску. — М. К.] мобилизовали все враждебные нам силы. Можно было бы мириться с нападками, если бы Титулеску находился в Бухаресте и как-нибудь им противодействовал бы. При постоянном же сидении Титулеску на Кап-Мартене [на юге Франции. — М. К.] и его полной пассивности односторонняя дискуссия была крайне вредна и ей надо было положить конец»[1126]. Титулеску предпринял смелый шаг, предложив румынско-советское сближение. Но раз уж он взялся за дело, то нельзя было пускать его на самотек, а самому наслаждаться комфортным пребыванием на Лазурном берегу.

Румынское опровержение удивило французского посла в Бухаресте, который слышал комментарии, прежде данные Титулеску во время ужина в советском посольстве в июне. Через несколько дней Титулеску приехал во французское посольство, чтобы подробно обсудить черновик пакта. Стороны стали обсуждать пункт про проход Красной армии. «Лучше мы с этим согласимся, — сказал Титулеску, — чем нам это навяжут». Таким образом, французский министр пришел к выводу, что опровержение не было правдой и просто служило прикрытием для отступления. Немцы в опровержение тоже не поверили[1127].

Литвинов не мог больше ничего сделать в Бухаресте до тех пор, пока не разберется с советскими отношениями с Францией. Он снова объяснил Островскому то, что он сказал Титулеску в Женеве: «Свою позицию я резюмировал следующим образом: до ратификации франко-советского пакта и выяснения отношений с Францией мы вообще не можем входить в какие-нибудь дальнейшие соглашения со странами Малой Антанты. Вопрос о пакте мною не ставился и моим правительством не обсуждался. Мы вообще имели в виду до сих пор региональные пакты против определенного возможного агрессора, а не общие пакты против любых агрессоров. Я лично считаю, что мое правительство никогда не пойдет на такой пакт, который обязывал бы нас защищать Румынию против любых государств, а Румыния освобождалась бы от помощи нам против одного из наиболее вероятных наших противников, — Польши. Если Титулеску готов отказаться от идеи исключения Польши, то можно будет вопрос подвергнуть обсуждению во время приезда Титулеску в Москву, причем я постараюсь заранее подготовить к этому обсуждению свое правительство».

Полпред СССР в Румынии М. С. Островский (второй слева в первом ряду) и сотрудники посольства в Бухаресте. Около 1936 года. АВПРФ (Москва)

В целом все сводится к тому, кто твой враг и против кого ты готов идти воевать. На эти вопросы Литвинов ответил следующим образом: «Титулеску заявил, что, так как Польша без Германии на нас нападать не будет, то Румыния, обязавшись помогать нам против Германии, тем самым выступит и против Польши. Во всяком случае, Румыния готова оказывать нам помощь против Германии и других европейских соседей, кроме Польши. Я указывал на возможность выступления против нас, при известных условиях, и одной Польши при неформальной материальной поддержке Германии. Я высмеивал идею [Румынии. — М. К.] помощи нам против Латвии, Эстонии или Финляндии. Я, наконец, оговорившись, что не делаю никакого предложения, а лишь выясняю позицию Титулеску, спросил его, что он думает о пакте, который обязывал бы каждую сторону выступить в случае нападения на другую сторону любых двух государств. Титулеску отверг и эту идею».

Литвинов и Титулеску обсудили польско-румынский оборонный пакт и препятствия, которые он создавал для заключения советско-румынского пакта о взаимопомощи. Литвинов пришел к выводу, что правовые ссылки Титулеску были всего лищь предлогом и не имели никакого отношения к его позиции. «Он лишь исходит из сознания того, что союз с Польшей в Румынии настолько популярен, что ни король, ни страна не пойдут на какой-либо пакт, хотя бы теоретически направленный против агрессивной Польши».

Титулеску также не забывал о Лавале. «У меня создалось впечатление, — писал Литвинов, — что Титулеску стал сомневаться в возможности дальнейшего ведения прежней линии внешней политики, в особенности если Лаваль осуществит свои антисоветские замыслы и что он, Титулеску, уже подумывает, если не об изменении своей политики, то об ее смягчении». Литвинов продолжал: «Недаром он допытывался в Женеве у Араса [министра иностранных дел Турции. — М. К.], каким образом Турции удается при дружбе с СССР завязывать и поддерживать весьма приличные отношения с Германией. Я поэтому ожидаю, что в Бухаресте Титулеску сделает несколько реверансов по адресу Германии. Более того, допускаю, что он под тем или иным предлогом откажется от поездки в Москву. Правда, он меня заверял, что он обязательно 25 ноября будет у нас, но он, вероятно, окончательно решит вопрос в Бухаресте, измерив