Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей
Затем разговор зашел о франко-польских отношениях. Монзи попросил Давтяна дать честный ответ и получил его: Польша сильно сблизилась с Германией, с Францией — не особенно. «Краеугольным камнем европейской политики сейчас является германская агрессивность и борьба с ней». А Польша продолжала вредить. Давтян заметил: «Уйдет Бек или нет, по-моему, ничего не изменится во внешней политике Польши, поскольку у власти находятся те же пилсудчики. Очень возможно, что поляки из-за тактических соображений и заменят Бека для того, чтобы создать дополнительные иллюзии в Париже. Но это ничего не изменит по существу». Что касается франко-советских отношений, Монзи полагал, что они очень хорошие, но сближение еще не дошло «до глубины души». Можно было и так сказать[1115].
Монзи встретился с Давтяном через три дня, и у них состоялся долгий разговор за обедом в посольстве. Монзи сообщил о переговорах с польскими чиновниками и политиками, в том числе с Беком и Арцишевским, которые находились в тот момент в городе. Неудивительно, что поляки очень стремились увидеться с Монзи и организовали встречу. По словам Давтяна, Монзи довольно категорично заявил, что поляки настроены против СССР (что не было неожиданностью), и ему, помимо всего прочего, озвучили старые жалобы на Восточный пакт и «опасность коммунизма». В ответ на эти жалобы Монзи прояснил свою позицию, сказав, что поддерживает франко-советский союз. Это не могло понравиться его польским коллегам, хотя они и отмахнулись от его слов. По словам Монзи, поляки твердили об «опасности для Европы советской политики, в особенности для Франции и Румынии». В результате разговор зашел о франко-польских отношениях, к которым Монзи относился скептически. «Тон» отношений стал лучше, но это было лишь напоказ, потому что Польше все еще был нужен франко-польский союз в качестве рычага давления на Берлин, а также на Париж для получения «денег». Монзи снова заговорил о Румынии и отметил, что Арцишевский развернул полномасштабную кампанию против Титулеску. Монзи предупредил, что насколько ему известно, местные фашисты «готовили или готовят покушение как против Титулеску, так и против Островского». У него не было подробной информации, но он попросил предупредить Островского[1116].
Хорошие новости и (в основном) плохие новости
НКИД получал мрачные новости. Лаваль выступал против ратификации франко-советского пакта. Поляки старались разрушить договоренности СССР о коллективной безопасности. Великобритания «предала» антинацистский блок и «фронт Стрезы», заключив морское соглашение с Гитлером. Итальянцы спровоцировали Абиссинский кризис и подвергли опасности надежность и авторитет Лиги. Однако Литвинов и стоявший за ним Сталин не собирались сдаваться. В конце июня 1935 года нарком встретился с болгарским министром, поинтересовавшимся советской политикой на Балканах. «Наше отношение к Болгарии не изменилось, — ответил Литвинов. — Мы не имеем никаких особых интересов ни в Болгарии, ни в других странах Балкан, мы ничего от них не добиваемся, и наше отношение к другим странам определяется исключительно вопросом об отношении этих стран к вопросу о мире или войне, а потому нас особенно интересует отношение этих стран к Германии [курсив наш. — М. К.]»[1117]. Он четко и точно описал советскую политику, но, с учетом обстоятельств, сможет ли советское правительство и дальше ее защищать?
Не все новости были плохими. В сентябре 1935 года французская военная миссия посетила маневры Красной армии на Украине. Генерал Люсьен Луазо, глава миссии, написал отчет, в котором попытался развеять отрицательные настроения, появлявшиеся во французском Генштабе[1118]. Альфан во время встречи с Крестинским в октябре назвал этот отчет хорошей новостью. Он также сообщил, что торговые переговоры в Париже идут хорошо. Альфан сообщил две хорошие новости, чтобы было что противопоставить потоку плохих новостей[1119]. Литвинов быстро начал продвигать торговые переговоры и сразу же затронул этот вопрос в Политбюро, которое передало его Сталину. Это была традиционная советская политика: налаживания экономических отношений для улучшения или укрепления политических. Молотов рекомендовал одобрить предложение Литвинова и велел провести переговоры в Париже[1120]. К сожалению, НКИД получал в основном плохие новости. Главной проблемой был Лаваль, и он больше всего беспокоил Литвинова. Нарком писал Потемкину в Париж: «Хотя я осторожно подхожу к сообщениям посредников, а также журналистов, в особенности паникерствующей Табуи, о позиции Лаваля, у меня все-таки сложилось впечатление, что Лаваль решил, поскольку это от него будет зависеть, во чтобы то ни стало сорвать франко-советское сотрудничество и включиться в германский антисоветский блок, и что он фактически хочет усвоить внешнюю политику Бека, которую тот, пожалуй, сам уже проводить не сможет. Считаю не исключенным, что если Лаваль переживет ближайший кризис и, запугав радикалов, не только останется в правительстве, но и укрепит свою позицию, то он откажется даже от ратификации пакта. Но и в случае, если он будет вынужден внести пакт на ратификацию, он позаботится о создании как в Палате [депутатов], так и вне ее такой сильной оппозиции, чтобы обесценить факт ратификации и затем превратить пакт в клочок бумаги».
Литвинов пессимистически относился к возможному падению Лаваля. «Если он сейчас падет, — писал он Потемкину — он будет по-прежнему играть большую роль во французской политике и будет выплывать на поверхность при всяком правительственном кризисе. С точки зрения наших интересов можно было бы приветствовать хотя бы временный уход его из кабинета, который позволил бы не только провести ратификацию, обставив это надлежащим образом, но и уничтожить вредные последствия влияния Лаваля на Малую Антанту и отчасти даже на Англию. Но для этого нужен уход Лаваля не только с поста главы правительства, но и министра иностранных дел. Он сможет вредить, даже если останется в кабинете и без портфеля. Эррио проявляет большую наивность, если он думает, что удастся сохранить советско-французское сотрудничество при Лавале»[1121].
Литвинов, Островский и Титулеску
Поведение Лаваля вызывало беспокойство во всей Европе. Из-за его уловок, с помощью которых он пытался избежать франко-советского пакта, начали саботаж поляки, а Титулеску, в одиночку сражавшийся за румынско-советское сближение, чувствовал себя обескураженным. Литвинов встретился с Титулеску в Женеве, чтобы все обсудить. «Я никогда не видел его в таком угнетенном настроении», — писал нарком Островскому. Титулеску рассказал о большом количестве проблем, которые его раздражали. Самой важной был «отход Лаваля от политики сближения с СССР при угрозе срыва ратификации советско-французского пакта». Литвинов также корил своих коллег, предположительно Сталина, Молотова и Кагановича, за «наше
