Ханское правосудие. Очерки истории суда и процесса в тюрко-монгольских государствах: От Чингис-хана до начала XX века - Роман Юлианович Почекаев
В отличие от ханов, судьи-яргучи в своей деятельности должны были опираться на более широкий круг источников. Им следовало учитывать при принятии решений Великую Ясу Чингис-хана, его же билики (нравоучительные изречения), обычное право торе, а также предписания, содержавшиеся в ярлыках ханов, которыми яргучи назначались на должность. Кроме того, ряд документов позволяет сделать вывод о том, что яргучи принимали во внимание и судебную практику – правда, больше в качестве образцов для принятия собственных решений по сходным делам, нежели в качестве основания для вынесения нового решения: прецеденты в тюрко-монгольских государствах, насколько нам известно, в качестве источника права не применялись.
Чингисидские государства XIII–XIV вв. имели многочисленное и разнообразное население, представители которого отличались по языку, вероисповеданию, образу жизни и проч. Поэтому потомки Чингис-хана и их преемники не ставили своей целью распространить на них единые принципы имперского права и подсудность имперскому суду: такие подданные судились собственными судьями на основе религиозного или обычного права (адат, юсун), и только если они подозревались в преступлениях против порядка управления, государства и лично хана, они представали перед судом яргу.
Значение ислама и мусульманского права в системе ханского правосудия представляется противоречивым. На первый взгляд ханы государств, в которых ислам был официальной религией, старались всячески демонстрировать приверженность к нему и формально опирались на нормы шариата, в том числе при вынесении судебных решений. Фактически же в их суде доминировала тюрко-монгольская традиция опоры преимущественно на собственное мнение. Во-первых, на это указывает практика издания судебных решений в форме ярлыков, в которых подчеркивалось в первую очередь происхождение от Чингис-хана и опора на волю предшествующих монархов как основной способ легитимации издателей ярлыков. Во-вторых, даже в тех официальных актах, которые регулировали организацию и деятельность судебной системы, от вновь назначавшихся судей нередко требовалось следовать принципам и нормам не только шариата, но и монгольского имперского права.
Многочисленные процессы, проанализированные нами в рамках настоящего исследования, позволяют выделить основные категории участников процесса, которые имеются и в современном процессуальном праве. Достаточно четко фиксируется в источниках статус обвиняемых (реже – истцов и ответчиков). Государственное обвинение реализовывали либо сами судьи-яргучи, либо (реже) инициаторы разбирательства, в том числе доносчики. В ряде случаев интересы участников процесса представляли «ходатаи», которых можно сравнить с современными адвокатами или юрисконсультами. Широко привлекались в рамках процесса свидетели сторон. При этом любопытно заметить, что отвод судьи, обвинителя и т. п. в тюрко-монгольском процессе не практиковался и даже личная заинтересованность яргучи в исходе дела не являлась основанием для его замены. Вероятно, это было связано с тем, что судьи по монгольскому имперскому праву во всех государствах были немногочисленны и найти другого судью, обладавшего такими же знаниями, опытом и положением, представлялось весьма проблематичным.
Обращаясь к системе доказательств, отметим, что основным их видом, несомненно, были устные показания участников процесса (обвиняемого, истца и ответчика) и свидетелей. Круг последних в проанализированных источниках не характеризуется, и свидетельствовать на суде могли в том числе женщины и даже представители зависимого населения. Большое распространение в тюрко-монгольском процессе имела очная ставка. Помимо добровольной дачи показаний, в тюрко-монгольских государствах на протяжении всего исследуемого периода также широко применялись пытки, включавшие в себя битье палками, дыбу, приковывание к стене, морение голодом, оставление без сна и проч. Анализ источников свидетельствует о том, что никакого различия между показаниями, данными добровольно и под пытками, судьи не делали.
Наряду с устными показаниями, в суде рассматривались и письменные – хозяйственные документы (договоры, расписки, ведомости), письма (официальные и личные). Одним из самых существенных доказательств могло стать наличие у участника процесса ханского ярлыка, подтверждающего его полномочия, иммунитеты и проч.: даже если такой документ был выдан предшественником хана, в правление которого осуществлялось разбирательство, он признавался действующим, при вынесении судебного решения его приходилось учитывать и самим правителям.
В ряде случаев суд мог поручить специальным чиновникам осмотр места происшествия, поиск материальных доказательств. Эта практика существенно расширяется в XVIII–XIX вв. под влиянием права соседних оседлых государств, в частности у казахов в составе Российской империи или у монголов в период пребывания под властью империи Цин. Кроме того, в источниках приводятся примеры привлечения к разбирательству лиц, обладавших специальными знаниями, – экспертов, если дело имело специфическую направленность (было связано с вопросами экономического, медицинского характера и т. п.).
Если у участника процесса отсутствовали доказательства в пользу его позиции, либо они являлись недостаточными, либо обе стороны представляли одинаково убедительные доказательства, суд мог прибегнуть к дополнительным способам доказывания. Примеры применения ордалий (характерных для средневековой Европы и Руси) в тюрко-монгольских государствах нам неизвестны, однако источники содержат сведения о многочисленных примерах принесения участником процесса присяги в пользу истинности своей позиции. В ряде случаев практиковалось также поручительство со стороны знатных или богатых лиц.
В зависимости от конкретного дела по отношению к его участникам могли применяться различные меры пресечения. Наиболее распространенным было помещение обвиняемого под стражу на период предварительного следствия и судебного разбирательства. Наиболее статусные участники процесса (потомки Чингис-хана, высшие сановники, правители вассальных государств) до начала разбирательства могли отдаваться под надзор высокопоставленных ханских приближенных, которые несли ответственность за то, что обвиняемый не скроется от суда. Кроме того, представители суда могли принимать меры, чтобы не допустить сговора, досудебного соглашения обвиняемого и обвинителя и проч. В этих случаях за участниками процесса также устанавливался надзор, который, однако, не всегда означал помещение таких лиц под стражу.
Источники не содержат сведений о каких-либо четко установленных процессуальных сроках. В разных исторических памятниках длительность расследования, самого разбирательства или содержания обвиняемого под стражей могла зависеть от разных обстоятельств. К таковым можно отнести и статус участника процесса, и тяжесть предъявленного ему обвинения. Но гораздо больше влияли на продолжительность дела такие условия, как присутствие или отсутствие хана или судьи-яргучи в ставке, где должно было пройти разбирательство, состояние его здоровья и проч. А если речь шла о наиболее тяжких преступлениях, разбирать которые следовало коллегии судей, сроки зависели от того, сколько времени оставалось до начала курултая, в рамках которого и должен был проходить процесс.
Уже на раннем этапе существования Монгольской империи стала практиковаться письменная фиксация судебных решений и занесение их в специальные реестры – дефтеры. Однако протоколирование других процессуальных действий начинается в гораздо более поздние периоды, опять-таки под влиянием соседних оседлых государств с развитой культурой делопроизводства (России, Китая, мусульманского мира). Уже в XVII–XVIII вв., согласно источникам, стали письменно фиксироваться и содержание допросов, и результаты осмотра места происшествия и т. д.
Анализ источникового материала позволяет выделить основные стадии судебного процесса, которые знает и современное процессуальное право.
Возбуждение дела могло происходить
