Ханское правосудие. Очерки истории суда и процесса в тюрко-монгольских государствах: От Чингис-хана до начала XX века - Роман Юлианович Почекаев
Впрочем, даже некоторые хивинские сановники находили такое слепое подражание тимуридским традициям устаревшим и считали, что следует в большей степени ориентироваться на современные культурные (и, в частности, литературные) традиции – турецкие или татарские [Эркинов, 2013, с. 87]. Думается, примерно такая же позиция сформировалась и в отношении «арза», который воспринимался новым поколением хивинского чиновничества и аристократии как устаревшая традиция, некий атавизм, утративший актуальность в новых условиях.
В какой-то мере к продолжению прежних традиций можно отнести и попытки Мухаммад-Рахима II сохранять контакты с Османской империей, султан которой номинально считался духовным главой всех мусульман-суннитов, в том числе и Хивинского ханства. И хотя даже в период независимости ханства при Кунгратах подобные контакты были эпизодическими, хивинские власти старались их поддерживать, пусть даже и на неофициальном уровне, поскольку, как уже отмечалось, внешняя политика Хивы ограничивалась российским сюзереном. Между тем неформальные контакты (например, визит в Стамбул в 1875 г. Сейид-Ахмада, младшего брата и на тот момент наследника Мухаммад-Рахима II) также в какой-то мере создавали иллюзию самостоятельной политики ханства [Васильев, 2014а, с. 215, 225] (см. также: [Трепавлов, 2015б, с. 8]).
Как представляется, сохранение «арза» целиком вписывается в систему действий Мухаммад-Рахима II, который до последних дней старался участвовать в этом традиционном суде. И вполне объяснимым выглядит описанное Н.С. Лыкошиным поведение во время судебного заседания его преемника Исфендиара, который вырос и приобрел политические взгляды уже в изменившихся условиях (даже на престол он был возведен при прямой поддержке российских войск) [Трепавлов, 2018, с. 212]. В отличие от отца, он не держался столь крепко за древние традиции, пытаясь провести в государстве ряд реформ, которые позволили бы модернизировать Хивинское ханство и сблизить его с Россией. Неудивительно, что зачастую он под предлогом отъезда в регионы ханства или за его пределы (в Россию) передавал полномочия по рассмотрению исков от подданных своим сановникам [Абдурасулов, 2015, с. 35].
Таким образом, в начале XIX в. «арз» в Хиве на какое-то время оказался актуальным и эффективным инструментом укрепления ханской власти, повышения роли и авторитета монарха в государственных делах и в глазах подданных. Однако уже к середине XIX в. значение этого традиционного судебного института стало падать, а к началу XX в. он окончательно превратился в формальную церемонию, имевшую чисто символическое значение. И причиной тому стали необратимые политико-правовые и социально-экономические модернизационные процессы, происходившие в ханстве в эпоху российского протектората. По-видимому, это в значительной мере повлияло и на упадок системы «ханского правосудия» в последних тюрко-монгольских государствах традиционного типа в целом.
Заключение
Итак, нами были изучены многочисленные разнообразные судебные казусы из истории тюрко-монгольских государств на протяжении нескольких столетий, а также ряд тенденций развития ханского правосудия. Сформировавшись на рубеже XII–XIII вв., оно достигло наивысшего расцвета и распространения в «имперский» период существования тюрко-монгольских государств, т. е. в XIII–XV вв., а затем, после достаточно продолжительной «инерции», стало приходить в упадок под влиянием различных внутренних и внешних факторов как политического, так и правового характера.
Полученная в результате исследования информация дает нам возможность провести формально-юридический анализ суда и процесса в Монгольской империи, ее улусах и последующих государствах-преемниках, выделив основные элементы, которые мы намерены соотнести с современными процессуальными институтами. Естественно, при этом следует принимать во внимание, что многие параллели могут проводиться достаточно условно, тем не менее подобного рода анализ представляется вполне оправданным, поскольку позволит оценить уровень развития процессуальных отношений в тюрко-монгольских государствах Евразии рассматриваемого периода.
Прежде всего систематизируем сведения о структуре органов, осуществлявших правосудие в тюрко-монгольских государствах, сразу обратив внимание на то, что суд в них традиционно вершили те же правители, сановники и органы, которые обладали и административными полномочиями. Упоминание в документах судей – яргучи, судивших на основе имперского права и по воле ханов, и кади, руководствовавшихся принципами шариата, – не должно вводить в заблуждение: мы имели возможность убедиться, что и те, и другие осуществляли в первую очередь именно управление, тогда как судебные функции были для них своего рода дополнительной нагрузкой.
Во главе всей судебной системы в любом тюрко-монгольском государстве стояли сами правители – ханы, эмиры и т. д. Они представляли собой первую инстанцию по делам о самых тяжких государственных преступлениях, таких как измена, заговор, посягательство на жизнь хана или членов его семьи. Ханы же утверждали решения нижестоящих судов, в частности если речь шла о смертном приговоре лицу, занимавшему высокое положение в сановной иерархии и лично известному правителю. Ханы могли выступать также в качестве апелляционной инстанции – в случаях, если участники разбирательства считали приговор нижестоящего суда несправедливым. Кроме того, в соответствии со степной традицией непосредственно к ханскому суду мог обратиться любой подданный; для подобных разбирательств отводились специальные дни. В своей судебной деятельности ханы руководствовались, как правило, собственным усмотрением, однако даже они не должны были нарушать имперское законодательство, известное сегодня под названием Великой Ясы Чингис-хана.
Будучи, таким образом, высшей судебной инстанцией в системе ханского правосудия, базировавшейся на нормах, созданных Чингис-ханом и его преемниками, ханы тем не менее играли определенную роль также в формировании и деятельности судов кади, хотя те формально были независимы от имперского законодательства и осуществляли разбирательства исключительно на основе шариата. Изучение историко-правовых документов Крымского, Казахского, Бухарского, Хивинского ханств позволяет сделать вывод о том, что ханы могли назначать кади, определять круг их полномочий, влиять на количество и размер судебных пошлин и т. д.
Анализ вышеупомянутых судебных казусов, равно как и общих тенденций развития ханского правосудия, не выявил наличия судебных функций у курултая – съезда тюрко-монгольской знати. Упоминание курултаев в связи с конкретными процессами, как правило, означало, что суды на основе имперского права обычно проводились именно во время курултаев, когда могли собраться в одном месте высокопоставленные сановники, которым ханы поручали разбирательство тех или иных серьезных дел. Кроме того, нередко под курултаем исследователи подразумевают собрание потомков Чингис-хана, обладавшее согласно его заповедям монополией на суд над представителями правящего рода Чингисидов.
Основная нагрузка по рассмотрению дел на основе монгольского имперского права ложилась на судей-яргучи, которые назначались на должность ханами, продолжая при этом выполнять свои управленческие гражданские или военные функции. Яргучи разбирали дела в зависимости от их сложности единолично или коллегиально (второй вариант, собственно, и имел место во время курултая). Среди яргучи существовала иерархия: помимо простых судей были также еке-яргучи («великие судьи»), которых иначе именовали эмирами яргу. Однако они не являлись вышестоящей инстанцией по отношению к «рядовым» яргучи, и отличие в статусе лишь означало, что в их ведении находились более важные и сложные дела. Но даже «великие судьи» не могли
