Королева моды: Нерассказанная история Марии-Антуанетты - Сильви Ле Бра-Шово
Людовику XV пришлось ждать почти два года, прежде чем дофина соизволила обратиться к королевской фаворитке с парой вежливых слов. «Сегодня в Версале много людей», – сухо обронила она, чем король, судя по всему, остался доволен. Тем временем императрица за границей осознавала риск, который представляло такое обхождение: ее дочь могла лишиться благосклонности короля-отца. Она постоянно советовала дочери проявлять снисходительность по отношению к Дюбарри и одновременно призывала ее отстраниться от тетушек.
Странным образом Мария-Антуанетта продолжала держаться за них.
Пыталась ли она таким образом сблизиться с Людовиком-Августом? Вероятно.
Нравилось ли ей слушать их язвительные замечания, полные ревности к мадам Дюбарри? Без сомнения.
Сбегала ли она от противной Мадам Этикет? Безусловно.
Извлекала ли она какую-то выгоду из этого общения? Очевидно, да.
В ноябре 1770 года, при поддержке Аделаиды и несмотря на возражения матери [27], дофина получила от короля разрешение ездить верхом. Прощайте, ослики! Теперь она могла сопровождать королевскую охоту, иногда верхом, а иногда в маленькой коляске. Она не только получала от этого огромное удовольствие, но и сблизилась со своим мужем, который, как и все Бурбоны, питал страсть к этому занятию. На свежем воздухе забывались принужденные манеры, противоречившие ее характеру и воспитанию. На охоте не требовались ни чопорная осанка, ни тесный корсет, ни накрахмаленное платье, а лишь удобный охотничий, почти мальчишеский костюм, который прекрасно дополняла очаровательная треуголка с золотой отделкой, слегка сдвинутая набок. Это возвращало к жизни ту самую энергичную, искреннюю и восторженную девочку из Вены, которая удивляла своей непосредственностью. Некоторым ее манера поведения казалась слишком фамильярной, но ее задорное очарование покоряло многих, включая ее робкого супруга, который до того держался на расстоянии, но наконец нашел с ней общие интересы. Именно эта победа, пусть и небольшая, положила начало их будущей привязанности друг к другу.
Кукла, которая говорит «нет»
С июля 1770 года в переписке между Марией-Терезией, Марией-Антуанеттой и Мерси-Аржанто неоднократно упоминалась одна любопытная история, связанная с корсетами. 4 августа посол настойчиво писал императрице: «Нет никакой возможности заставить госпожу дофину надеть корсет из китового уса» [28], ссылаясь на слова Мадам Этикет, которая, чтобы повлиять на юную принцессу, утверждала, что ее фигура деформируется, а правое плечо искривляется.
Какой же корсет дофина отвергла? Существовало три вида так называемых обычных корсетов, которые надевали под платья а-ля франсез:
1). укрепленный китовым усом;
2). наполовину укрепленный китовым усом;
3). не содержащий китовый ус (тогда жесткость обеспечивалась бюском – пластиной из дерева, спрятанной в специальный внутренний карман.
Что касается знаменитого официального церемониального наряда, его верхняя часть называлась полной, поскольку была целиком плотно укреплена китовым усом. Этот корсет, напоминающий экзоскелет, подгонял естественную форму тела и изменял силуэт, определяя осанку и манеры. Однако, как объясняет труд «Портновское искусство» (L’Art du tailleur), опубликованный Гарсо в 1769 году, если носить полный корсет было невозможно из-за его жесткости, допускалось заменить его на полукорсет (corps à demi-baleines), который в этом случае называли просто корсетом (corset), чтобы отличить от более жестких видов. Такой корсет носили с мантильей – небольшой кружевной накидкой, прикрывающей плечи и руки, чем-то напоминающей современную испанскую мантилью, которую носят на голове.
Согласно Гарсо, признанным мастером в этой области была мадемуазель Александр. В 1771 году эта известная парижская модистка занималась приданым графини Прованской. Счета, сохранившиеся в Национальных архивах, показывают, что, не считая особенных церемоний, все наряды новой графини Прованской включали не только традиционный корсет с китовым усом, но и дополнительный полукорсет в комплекте с мантильей. Однако мадам де Ноай вряд ли одобрила бы это для дофины, которая обязана была «вынести» традиционный полный корсет, чего бы ей это ни стоило, лишь бы соблюсти приличия. Точно так же невозможно было даже представить, чтобы дофина носила обычные корсеты, частично укрепленные китовым усом или вообще обходящиеся без него. Консервативная мадам де Ноай не прислушивалась к рекомендациям анатомов, возмущавшихся этими пыточными инструментами, которые, «стягивая и сковывая женское тело с самого детства, наносили серьезный вред здоровью» [29]. Корсеты дофины шили в мастерской господина Гаспара Штейна, портного австрийского происхождения. Во Францию он прибыл с волной миграции ремесленников, начавшейся при Людовике XIV. На протяжении 20 лет он служил исключительно покойной королеве, а в апреле 1770-го по приказу Людовика XV был назначен портным дофины. Людовик XVI принял его во французское подданство, и он отошел от дел и скончался в своем доме в квартале для прислуги близ Версаля в 1789 году, ровно через 19 лет после принесения присяги мадам де Ноай [30]. Скованная устаревшим версальским корсетом, как броней, дофина не могла ни прислониться к спинке стула, ни наклониться вперед. От нее требовали быть такой же послушной и чопорной, как фарфоровая кукла, что совершенно не соответствовало ее натуре.
В Австрии Мария Терезия, следившая за медицинскими новшествами, следовала рекомендациям врачей в отношении как дочерей, так и самой себя, о чем свидетельствуют несколько портретов с 1760 года. Позже ее сын, император Иосиф II, окончательно запретил использование корсетов с китовым усом в образовательных учреждениях для девушек и издал книгу, которая предупреждала широкую публику «об опасности сдавливания талии у юных девушек» [31]. Англичане давно придерживались той же точки зрения, открыто критиковали то, как французы обращались с детьми. Так, согласно свидетельству 1775 года, из-за такого обращения мадам Елизавета, «сдавленная» в жесткий корсет от старинного платья, была чрезвычайно бледной. Тот же комментатор отмечает «искривления» у дам придворного общества, присутствовавших на представлениях в Королевской опере. В августе 1770 года обеспокоенная императрица поспешила обсудить этот вопрос с дочерью, но, к сожалению, их письма не сохранились: их сожгли, как и многие другие конфиденциальные послания. Однако нам известно о том, что дофина ответила, из письма Марии Терезии послу Мерси-Аржанто. «Так как здесь этого никто не носит, она считает, что и ей это не нужно» [32], – проинформировала императрица посла, не вдаваясь в подробности. В вопросах одежды Мадам Этикет опиралась на помощь придворных дам, в данном случае ее золовки, Амабль-Габриэль де Ноай, герцогини де Виллар, которая с 1742 года также служила покойной королеве. Именно она полностью контролировала гардероб дофины. Эта 64-летняя придворная дама в молодости, по словам Сен-Симона, была «бесподобно набожной и очень искусной интриганкой». Рано
