Антропология и современность - Франц Боас
Это качество нашло выражение во многих аспектах его творчества. Долгое время было очень трудно объяснить неантропологам суть вклада Боаса в антропологию. Он не сделал ни одного великого открытия; не оставил ни одной проработанной и потому замкнутой системы идей. Его идеи были множественными, одновременно в потоке и в равновесии, как и мир явлений, с которыми он имел дело. Поэтому ни один ярлык ему не подходит. Лучшее, что он смог найти, пытаясь прояснить свои антропологические установки для других, это эпитет «динамичный», что в некотором смысле достаточно верно, но также бесцветно несостоятельно. Динамичным был сам человек и его идеи, а не какая-либо идеология или методология, которую он изобрел.
По тем же причинам никогда не существовало «школы Боаса», несмотря на глубокое влияние, оказанное им. Он был последним человеком, которому нужна была такая школа; то, что он отстаивал, было здравым подходом, а не догмой. Как и все остальные, был восприимчив к той степени лести, которая подразумевала одобрение и согласие с его взглядами. Но он никогда не отлучал от церкви и даже не отвергал тех своих учеников, которые разрабатывали пути, отличные от его собственного. Можно с полным основанием говорить о группе Боаса, отделяя тех, на кого он оказал непосредственное влияние, от тех, на кого он повлиял мало или не повлиял вовсе. По существу, «школа» Боаса существовала только в умах тех, кто сам возглавлял или хотел возглавить школу.
Непомерность его ума подтверждается также огромной массой новых данных, им собранных. Несмотря на свою исключительную роль в теории и методологии, он был неустанным практиком, собравшим огромный объем оригинальной фактической информации – культурной, языковой и биометрической – больше, чем любой другой антрополог.
Боас был принципиально нетерпим к классификации, особенно там, где она становилась самоцелью или даже путеводной звездой. Будучи лишь поверхностно заинтересованным в исторических или естественно-исторических значениях классификаций, он стремился перейти от данных к факторам, принципам или демонстрациям. В этом он снова показал себя физиком, каковым и был. Однако такое отношение привело к недостатку организации или, по крайней мере, легко узнаваемой организации в некоторых из его презентаций данных, что, несомненно, является основой часто слышимых жалоб на то, что его большие массивы новой информации трудно переварить, и поэтому его доказательствам иногда трудно следовать. Эта критика не относится ни к его более коротким статьям, где он свободнее следовал подходу физика, ни к его грамматикам, где целью является описание структуры. Уже отмечалось, что нечто подобное можно сказать и о его преподавании.
Отсутствие стиля, часто отмечаемое в изданных работах Боаса, уже упоминалось. Он, несомненно, ответил бы, что стиль относится к литературе, а он занимается наукой. Его вкусы в литературе и музыке показывают, что он был далеко не лишен эстетического чувства, но его основной принцип самоконтроля побуждал его пресекать любые порывы к литературному оформлению своих работ. По аналогичным причинам Боас никогда не позволял себе рассуждать о культурных или эстетических ценностях в своих работах, хотя любому, кто знал его хоть сколько-нибудь близко, было ясно, что он остро осознавал их. В результате его книга о первобытном искусстве вызывает некоторое недоумение: в ней рассматриваются все аспекты искусства, включая стиль, за исключением стилистических ценностей. Объяснить это можно не каким-то недостатком, а намеренной сдержанностью: это лед его энтузиазма! Наука не занимается культурными ценностями; во всяком случае, не оценивает их. Книга эта в самом деле является смелым и оригинальным проектом: она пытается полностью научно исследовать область, в которую обычно входят прежде всего из ценностных интересов. На сегодняшний день, соответственно, каким бы ни был вердикт будущего, она вызвала скорее уважение, чем теплое одобрение; но она представляет собой наиболее типичный подход Боаса. Он решительно отказался быть эпикурейцем.
В соответствии с вышесказанным при всех своих 600 статьях Боас не оставил после себя множества книг. Его первая большая работа, «Ум первобытного человека» (1911), хотя и выражает во многом его взгляды и идеи, в основном представляет собой переиздание статей, нанизанных на одну тему. Немецкое издание, Kultur und Rasse, 1914 является не столько переводом, сколько более связной переработкой. Все остальные труды относятся к последним пятнадцати годам жизни Боаса: «Первобытное искусство» (1927); «Антропология и современность» (1928); «Общая антропология» (1938); пересмотренное издание «Ума первобытного человека» (1938), которое более точно повторяет немецкий вариант; наконец, «Раса, язык и культура» (1940). Последняя книга представляет собой своего рода собрание работ, Gesammelte Abhandlungen, воплощающее его собственный отбор того, что он считал наиболее важным в своих статьях, выступлениях и монографиях, и поэтому дающее наиболее полный взгляд на его творчество.
Вопреки широко распространенному обычаю, особенно среди пожилых людей, берегущих свое время, Боас довольно редко выступал в качестве соавтора. По-видимому, это было вызвано принципиальным нежеланием или, по крайней мере, вкусовыми соображениями. Во всяком случае, это согласуется с его личным стандартом индивидуальной самодостаточности. Он с гораздо большей вероятностью переработает и улучшит работу ученика, не требуя признания. Исключение составляли случаи с информантами из коренного населения, такими как Хант и Делория. Боас был одним из первых, кто вписал имена информантов в историю науки. «Общая антропология», справочник или учебник, написана восемью авторами. Вероятно, Боас, хотя его часто призывали к этому, уклонялся от подготовки общей систематической или тематической работы и в конце концов пошел на компромисс с соавторством. Он неоднократно выражал нежелание представлять массу фактов, которые сам не контролировал или не проверял лично.
Лучший ответ, который можно дать на часто задаваемый вопрос о том, в чем суть научного вклада Боаса, таков: во‑первых, он поставил огромное число новых вопросов; во‑вторых, находил на некоторые из них ответы; в‑третьих, эти ответы всегда были методологически ограничены (он видел заблуждения других и воздерживался от своих собственных). При всей своей безграничной энергии к продвижению вперед он знал, где остановиться, и строго соблюдал границы доказательств.
Калифорнийский университет, Беркли
Рут Бенедикт
Франц Боас как этнолог
Когда Боас начал свой путь в антропологии, в науке уже был достигнут значительный прогресс. В Германии переживали профессиональный расцвет Адольф Бастиан и Фридрих Ратцель, в Англии – Эдуард Тайлор. Ратцель в своих исследованиях устанавливал, если использовать современный термин, культурные зоны и выводил их корни из географии и среды региона. Бастиан размышлял об «элементарных идеях» (Elementargedanken), лежащих в основе всех форм человеческой мысли, как цивилизованной, так и
