Как поцеловать кинозвезду - Дженни Проктор
Флинт опускается в кресло напротив матери, прямо рядом со мной.
— Оно правда хорошее, — говорит он. — Я заказывал его оптом, когда жил в Лос-Анджелесе.
Ханна закатывает глаза.
— Ты же знаешь, я бы просто прислала тебе коробку. Обязательно было всё делать через Джони, с оформлением заказов…
— Если бы ты прислала мне коробку, ты бы не позволила мне заплатить.
— Это же просто мыло, милый.
— А это просто деньги, мам, — отвечает Флинт, с теплотой глядя на неё. — И ты же знаешь, как мне важно поддерживать ферму.
Ханна долго смотрит на него, и я чувствую, как между ними происходит немой разговор. О деньгах? О мыле? О ферме? Я знаю их недостаточно хорошо, чтобы догадаться.
В конце концов Ханна усмехается.
— Как будто мыло что-то значит после всего остального, что ты сделал.
Я перевожу взгляд с матери на сына и обратно. Здесь определённо есть нечто большее. И мне безумно хочется понять, что именно.
Флинт проводит ладонью по лицу и отворачивается, но я всё равно замечаю, как розовеют кончики его ушей.
— Скажи, Одри, — говорит Ханна, возвращая разговор ко мне, — что делает твою работу такой важной лично для тебя?
В том, как она произносит слово «важной», есть нечто… знаковое. Я почти уверена, что она знает про незаконное проникновение. Я бросаю взгляд на Флинта — он, похоже, уже оправился от смущения, вызванного мамой, и теперь смотрит на меня с насмешливой полуулыбкой.
— Да, Одри. Что настолько тебя вдохновляет, что ты готова карабкаться по дикой местности, плевать на границы частной собственности и здоровенных охранников, лишь бы выследить белку-альбиноса?
Я закатываю глаза, но врать не буду — мне нравится, как он надо мной подтрунивает.
— Честно говоря, этот участок до покупки Флинтом принадлежал университету. Это был мой исследовательский лес — часть лаборатории. И я месяцами приходила на свои локации, никому до этого не было дела.
— Значит, ты признаешься, что месяцами нарушала границы частной собственности? — говорит Флинт всё тем же лёгким тоном.
Я морщусь и выдавливаю примирительную улыбку.
— Ну… да? Но если бы я перенесла эксперименты — столько данных бы потерялось!
— А университет в курсе? В курсе, как ты «незаметно» используешь лес?
Меня пронзает реальная паника. Нет, университет не знает. И они были бы совсем не в восторге.
— Эм… ну… — Я сглатываю.
— Эй. — Флинт касается моего запястья. От этого прикосновения по коже пробегают мурашки. — Я просто шучу. Никому ничего не скажу.
Я киваю, испытывая настоящую благодарность за эти слова.
— Мне сейчас меньше всего нужно проблем. Я три года работаю по одному и тому же гранту — фонд в Эшвилле. Но в последнее время чувствую, что финансирования на следующий год может не быть.
— И что это значит?
— Что мне придётся много работать. Писать новые заявки, искать спонсоров, строить связи. Это та часть моей работы, которую я не люблю. Деньги на исследования есть. Но найти их — совсем не просто.
Он хмурится.
— Обидно.
Я пожимаю плечами.
— Так бывает. Я стараюсь не переживать, пока не появится для этого серьёзный повод.
— Знаешь, ферма Стоунбрук почти в два раза больше участка Флинта, — говорит Ханна. — Леса у нас, конечно, меньше, — она машет рукой, — но если тебе подойдёт, ты можешь работать у нас на участке в любое время.
— Спасибо. Это очень щедро с вашей стороны, — говорю я.
Она тепло улыбается.
— А я всё равно бы хотела узнать — что именно заставляет тебя так любить свою работу?
Я бросаю взгляд на Флинта. Его открытое, заинтересованное выражение лица подталкивает меня к честному ответу.
— На самом деле, дело не только в белках, — говорю я, стараясь, чтобы это не прозвучало слишком назидательно. — Большая часть моих исследований посвящена тому, как природа пересекается с жизнью человека. Белки — очень адаптивные существа. Они научились сосуществовать с людьми лучше, чем многие другие виды. Но когда мы сносим целые участки леса под ноль, это всё равно разрушает их среду обитания. Мы научились жить рядом с природой и даже уважать её, но нам ещё далеко до идеала. Мне, конечно, нравится узнавать новое — в этом суть науки, но глобальная цель в том, чтобы найти более гармоничные способы жить в природе, не разрушая её.
Я прижимаю ладони к бёдрам, внезапно почувствовав себя неловко. Это не в первый раз, когда я слишком увлекаюсь и начинаю разглагольствовать о вещах, интересных только мне. Я прикусываю губу.
— Прости. Наверное, это был куда более подробный ответ, чем ты ожидал.
— Мне нравится, — говорит Флинт тепло. — Я уважаю твою страсть и преданность. И полностью за то, чтобы жить в гармонии с природой, а не разрушать её.
— Думаю, тебе это удалось с домом, — отвечаю я. — Он выглядит так, будто всегда был частью этого склона. Не знаю, насколько это понятно звучит.
— Звучит абсолютно понятно, — говорит он. — И спасибо, что заметила. Именно этого я и добивался.
Он смотрит мне в глаза — спокойно, уверенно. И я отвожу взгляд, чтобы сделать вдох. Кажется, в его присутствии мои лёгкие просто не могут раскрыться до конца.
Ханна переводит взгляд с Флинта на меня, потом снова на Флинта, и уголки её губ чуть поднимаются.
— Ну надо же, — тихо произносит она.
Глаза Флинта тут же отрываются от меня и устремляются к матери. Он быстро прочищает горло, резко встаёт, так что стул падает позади него. Он неловко поднимает его, чуть не спотыкаясь, а затем задвигает обратно под стол и пятится назад.
— Я пойду возьму ещё салата. Кто-нибудь хочет ещё салата? Нет? Ну ладно.
Ханна хихикает ему вслед.
— Давно я такого не видела, — говорит она.
— Что именно? — спрашиваю я, опасаясь её ответа. Потому что я прекрасно знаю, чего хочу услышать, и это, пожалуй, самая безумная мысль, которая когда-либо приходила мне в голову.
Только бы она этого не сказала.
Пусть не говорит.
— Он растерян, — говорит Ханна. Она смотрит на меня лукаво. — Думаю, это ты его такой сделала.
Я смеюсь чересчур громко, хотя внутри во мне ликует какая-то дерзкая часть, которая не может поверить, что она действительно считает, будто я — я! — могу сбить с толку Флинта Хоторна.
— Ха! Нет. Я не… он бы… — Я качаю головой, как шестилетка, пытающаяся убедить маму, что не брала последнее печенье. —
