Развод. Я хочу стать мамой (СИ) - Вишневская Виктория

Она целует меня в щёчку и быстро упархивает в коридор, так же спешно одевается и выбегает на улицу, где за воротами её уже ждала машина.

Хорошо, что сразу после ужина кинула ей денег на расходы, а то от злости совсем позабыла бы.

Зря я на неё злилась, конечно. Мы в итоге виноватыми и оказались.

— Ты чего встала? — тепло шепчет за спиной Август и целует меня в шею. Я вздрагиваю и почти подпрыгиваю на месте.

— Задумалась, — признаюсь, улыбаясь виновато.

— Лена уже уехала?

— Да. Но я успела с ней поговорить. Только… забыла сказать, чтобы она так больше не одевалась. Чёрт. — Перед глазами встаёт её тонкая майка и гусиная кожа на руках.

Август усмехается, лениво, с нежностью.

— Ты как всегда рассеянная. Как ты преподаёшь вообще?

— Я такая только дома! — бурчу, уже шагая к холодильнику. Хочу хотя бы посмотреть, что там осталось со вчера, но его ладонь мягко прикрывает дверцу.

— Тебе нельзя есть, обжорка. После врача.

— Да-да, — закатываю глаза, но внутри и правда урчит. — Вернётся — точно поговорю. И про тёплые вещи тоже.

— Хорошо. После клиники мне надо заехать в офис. Довезу тебя до дома и отъеду ненадолго.

— Ладно, — киваю, гляжу на настенные часы и хватаюсь за голову. — Ой-ой, опаздываем!

Я лечу наверх как ветер. Одеваюсь в теплое вязаное платье, крашусь, выгляжу по-божески, а не так, как с утра.

Август, как настоящий мужчина, уже ждёт меня — собранный, спокойный. Я невольно замираю в дверях: он в чёрном костюме и белой рубашке, строгий, высокий, как из рекламы. Ну почему он такой соблазнительный?! Аж слюнки текут.

– Ты сегодня такой… нарядный. Какое-то дело?

– Да, – усмехается он, встаёт и неторопливо оглядывает меня с ног до головы, оценивая. – Надо соответствовать прекрасной девушке рядом с собой.

– Подхалим, – щёлкаю его по носу, и тут же получаю чмок в щёчку, который переходит в глубокий поцелуй.

Сердце куда-то катится в пятки, я цепляюсь за его пиджак. М-м, вкус шоколадки. Съел что-то без меня, гад.

Еле отлипнув друг от друга, собираемся и едем в клинику.

Стандартный разговор с врачом, уже банальная подготовка. В этот раз хлопот меньше — я недавно проходила все обследования, большинство анализов уже на руках.

Всё проходит быстро, без заминок, и уже через полчаса муж везёт меня обратно. Перед тем как выйти из машины, он тянется ко мне, целует в лоб — как в талисман, – и я, не выдержав, чмокаю его в ответ в нос. Он смеётся, а я галопом скачу домой: надо срочно добраться до ноутбука и скинуть декану информацию про студентов.

Судя по открытой входной двери в комнату и ботинкам у порога, Лена уже вернулась.

Захожу в гостиную, совмещённую с кухней, и чуть не падаю.

Сестра сидит за столом, в одном полотенце, листает видео.

А если бы я была не одна, а с Августом?

Нет, это – уже перебор!

Глава 12. Арина

Глава 12. Арина

— Лен… — начинаю, но она подпрыгивает на стуле, будто её ужалили, и обеими руками хватается за полотенце. Щёки пылают, на ключице блестит капля воды.

— Я же не знала, что вы так рано приедете! Я сейчас оденусь!

— Я одна, — скрещиваю руки на груди. Слышу, как у неё из груди срывается облегчённый выдох. — Но если бы со мной был Август? Ты ведь знаешь, он мужчина. Может и посмотреть. Непроизвольно. Что ему теперь — в собственном доме глаза прятать?

— Да говорю же, не думала, что вы так рано вернётесь! Только из душа вышла, спустилась… Вон, чайник ждала,— машет в сторону кухни, — а тут ты! Я не специально!

— Я понимаю, что не специально, — сглатываю и держу голос ровным. Если сорвусь — будет скандал и хлопок двери. — Но, пожалуйста, следи, как ты одеваешься. Ладно сейчас тебя увидела только я. А вчера за ужином что это было? Вышла, чёрт возьми, в чём… без лифчика, с грудью напоказ.

— Я всегда так одеваюсь, Арин, — она сердито поджимает губы, но глаза обиженные. — Я жила одна и могла носить что угодно. И покупала соответствующее. Откуда у меня внезапно возьмутся монашеские балахоны? У меня денег нет, чтобы обновлять гардероб, как у некоторых!

Во мне буря чуть стихает. К щекам приливает жар — не стыд, а духота.

Август с утра выкрутил отопление с утра? Похоже. Не удивительно, что Лена так свободно, без мурашек, расхаживает по дому.

— Значит, купим новое, — отворачиваюсь, чтобы спрятать упрямую складку у губ.

— А ты что, подумала, что я у тебя мужа увести пытаюсь? — тихо, но как ножом.

Я резко возвращаю взгляд. Острый, колючий.

— Что? Нет!

— А я думаю — да, Арин, — в её голосе дрожит сталь. — Ты настолько плохого обо мне мнения? Я твоя родная сестра! Ты была со мной, когда мама умерла. В школу меня водила. В мои первые месячные сидела рядом, пока я рыдала. Выслушивала мою истерику, когда меня первый парень бросил. И сейчас ты думаешь, что я настолько гадкая, что решила у тебя мужа увести?

Её глаза мгновенно наливаются блеском, слёзы выступают и цепляются за ресницы.

— Я не имела в виду ничего такого, — слова звучат как оправдание, липнут к нёбу. — Я просто попросила одеваться поприличнее.

— Нет. Ты меня ткнула носом в то, что я якобы соблазняю твоего мужа. Не нужен он мне! Август мне как семья стал, а ты…

Она резко срывается с места. Полотенце на мгновение соскальзывает с плеча — она дёргает его повыше, упрямо вытирая глаза тыльной стороной ладони.

— Я вам помочь решила, зная про ваше горе, — в голосе укол, — а ты меня так, Арин. Спасибо за доверие.

Она летит по лестнице, даже не оглядывается, когда я окликаю её. Слышу, как на втором этаже громко хлопает её дверь.

Я тяжело выдыхаю и потираю виски.

В груди тянет — неприятно, липко. Вот и поговорили. Ещё и виноватой осталась. И теперь это чувство вины не даёт покоя.

Думала ли я о том, что она могла бы увести у меня мужа, или нет? Наверное… на секунду могла представить. Но почему? У нас с Леной всегда были разные вкусы на мужчин: мне нравились постарше, ей — ровесники. Никогда не ссорились из-за парней. А тут… Что со мной? Какая дурацкая мысль вообще залезла в голову?

Последствия гормональной терапии после ЭКО? Да уже прошло достаточно времени, чтобы это отпустило. Или не прошло?

Нет, это просто нервы. Тупая усталость.

Ставлю сумку на стол, лямка с глухим шлепком скользит по дереву.

Думаю только об одном: как мы теперь будем мириться. Не из-за всей этой дурацкой истории с суррогатным материнством — нет. А просто потому, что она — единственная у меня из семьи. Родная. Дорогая. И иногда настолько неконтролируемая, что хочется её выкинуть в окно… а потом прижать крепко-крепко и не отпускать.

Достаю из сумки свои любимые пирожные, купленные по пути домой и иду мириться. Старшие всегда должны уступать младшим — этому научила меня жизнь. Уже как под корку залезло — так и осталось.

Поднимаюсь на второй этаж, стучу ей в дверь. Не открываю сама — жду, когда она решится первой. Жду минуту, две… пока наконец не слышу её тихие, нерешительные шаги.

Дверь распахивается. Она — вся зарёванная, с красным носом, шмыгает, ресницы слиплись от слёз. В глазах – ни капли злости или упрёка.

– Это ты так учишь меня, как правильно к другим в комнаты заходить? – шепчет обиженно, но уголки губ всё равно нервно тянутся вверх.

– Нет, – улыбаюсь. – Но думаю, в следующий раз ты постучишь, чтобы не травмировать себе психику и не увидеть секс сестры с её мужем.

– Фу, постучу, – уже по‑настоящему улыбается.

Протягиваю ей пирожные:

– Может, мир? Они с клубникой.

– С клубникой… – она то ли смеётся, то ли плачет, голос дрожит. – Ладно. Прости.

Она вдруг падает на меня всем своим тёплым, трясущимся телом — я едва успеваю отдёрнуть корзинку с пирожными. Лена обнимает так крепко, горячо дышит мне в ухо, и внутри всё сводит от вины.

– Я у тебя дурочка, – шепчет. – Часто не думаю о мелочах. С дверью — косяк осознала, с одеждой тоже. Поможешь выбрать пару комплектов пижам? На твой вкус.