Развод. Я хочу стать мамой (СИ) - Вишневская Виктория

— Тихо-тихо, — он мягко отодвигает руку, улыбается шире. — А то вместо ужина пойдём в спальню.
Я смеюсь, выдыхаю. Достаю тарелки, помогаю разложить еду. Попутно пишу Лене: «Спускайся на ужин».
Садимся за стол, вилки звякают, и тут по лестнице слышится топот.
— Как пахнет! — раздаётся на весь дом мечтательный, растянутый голос.
Ну всё, о тишине в нашем гнёздышке можно забыть… Хотя разве не этого я хотела? Чтобы дом дышал, жил. И обзавелся детским плачем и смехом…
Не дождавшись сестру, кладу кусочек мяса в рот. Сочно, горячо.
— Как вкусно, — жмурюсь от удовольствия и в ту же секунду замираю: мимо меня пролетает Лена. В коротких шортах и топе, тоненьком, как шелуха. Лифчика нет — отчетливо видно очертание груди.
— Как же тебе повезло с мужем! Он умеет готовить! — выдыхает она, тянется к тарелке.
Мне хочется встать и закрыть Августу глаза ладонями. Но поздно — он уже заметил её вид.
***
Скользит взглядом — и тут же отводит, утыкается в тарелку.
Надо будет поговорить с ней, чтобы не одевалась так вызывающе. И дело не в моей ревности, а в муже: ему-то может быть неловко. Не прятать же ему глаза в собственном доме.
Скажу ей об этом наедине, спокойно. А то ещё обидится, и начнётся.
— Ой, прохладно у вас тут, — она потирает плечи и съёживается, садясь за стол. По её коже бегут мурашки — я слышу, как у себя внутри скриплю зубами.
— Дать тебе халат? — натягиваю улыбку и очень надеюсь, что она согласится.
— Да не, просто отопление вам посильнее бы включить, — хихикает и тут же приступает к еде. Округляет от шока глаза, мечтательно вздыхает и обращается к Августу: — Как вкусно, Август! Не был бы ты занят, я бы за тебя боролась! Эта картошечка… ммм!
Стоит ли говорить, что весь ужин проходит в напряжении? Ложки звякают громче обычного, мы с мужем перекидываемся короткими взглядами, а Лена лепечет, будто всё отлично.
Доедаем быстрее обычного. Моем посуду под её бесконечный рассказ: какие анализы назначили, что завтра утром нужно отвезти её в клинику.
— Мы будем заняты, съездишь на такси, — говорю, ставя тарелку в сушку. Завтра, по плану, мы тоже едем к врачу, но в другую сторону.
— У меня денег нет.
— Оплатим, — киваю. И куда она всё уже дела? Пижаму новую купила, в которой перед нами щеголяет?
Блин, Арина, перестань. Она, наверное, просто не подумала, что нам может быть неловко. Но всё равно поговорю с ней. Тихо. Аккуратно.
Сделать этого не успеваю — сестра убегает первой, в комнату. Мы возвращаемся в нашу спальню и будто обходим тему боком. По моей просьбе включаем фильм — картинки бегут, а я ловлю запах своего мужа, жар его тела и понимаю, как сильно люблю его.
— Любимый, — шепчу и, неожиданно для него, забираюсь сверху. Под ладонями — его горячая, упругая грудь, под коленями — крепкий пресс. Его руки тут же ложатся мне на талию, сильные, уверенные, готовые сорвать с меня халат. — А ты хочешь…
— Хочу, — отвечает без паузы, и у меня вырывается тихий смешок. Наклоняюсь к нему, призывно показывая ему грудь.
— Я не договорила. Ты не хочешь съездить на выходных куда-нибудь?
— С тобой — всё хочу, — улыбается уголками губ, и у меня в груди вспыхивает маленький огонёк.
Я склоняюсь ещё ближе и накрываю его губы своими. Целую медленно, как будто подкручиваю громкость в комнате, где уже и так жарко. Люблю его мучить — сладко, в игре. Он тоже любит, я знаю; пусть считает это маленькой местью за наш прошлый раз.
Чувствую, как его напряжение нарастает и упирается мне в ягодицы — дыхание у нас сбивается в один ритм. Кончиками пальцев веду по его груди, и сама загораюсь от одного только поцелуя и от его нетерпеливых рук.
Халат слетает шуршанием, остаются только мягкие шорты да майка. Я всё целую и целую, а Август уже едва сдерживается — и мне от этой его нетерпеливой нежности становится тепло до дрожи.
Неожиданно дверь распахивается, и я вздрагиваю — такой звук у нас дома совсем не обычный. Потому что живем вдвоем.
Я рефлекторно разрываю поцелуй и выпрямляюсь. На пороге застывает Лена — глаза круглы-е, щёки вспыхнули.
— Ой, извините, я… — пищит она, осекается и тут же, чуть ли не пятясь, закрывает за собой дверь. — Простите!
За дверью слышу её торопливый топот.
В комнате сразу становится тихо, только рядом тяжело дышит мой муж. Кажется, злится. Или не злится, а пытается не сорваться?
Он вдруг резко переворачивает меня на спину, и я оказываюсь под ним, теряюсь от неожиданности. Он задерживает взгляд, отстраняется, будто собирая себя по кусочкам.
— Уже не хочу. Прости, — глухо говорит он, отводя глаза.
Ну, Лена! Ну зачем же так невовремя?
Я не даю ему отодвинуться, обнимаю за шею, притягиваю ближе. Замечаю, как пульсирует венка на шее. От злости?
— Я с ней поговорю, — шепчу, касаясь губами его уха. — Но она не должна мешать нашей личной жизни. Или ты правда готов девять месяцев воздерживаться от секса?
У него глаза делаются круглыми-круглыми, тело на секунду каменеет, он шумно сглатывает. Я не удерживаюсь, улыбаюсь и дразняще, почти невесомо, целую его в губы.
— Не сможешь, — подсказываю уже совсем тихо.
Он это понимает — вижу, как в его взгляде снова вспыхивает знакомое тепло, а уголок губ дрожит, сдаваясь. Он наклоняется ко мне и целует — уверенно, жадно, так, что все мысли про хлопнувшую дверь и Ленин топот растворяются.
Мы всё равно любим друг друга, несмотря на эту нелепую заминку, и, вымотанные, счастливые, потом засыпаем, уткнувшись друг в друга.
Глава 11. Арина
Арина
Потягиваюсь на верхней ступеньке, наконец-то по‑настоящему просыпаясь после бодрящего душа.
Вчерашняя ночь была такой сладкой, что и вставать не хотелось: тёплая постель, тихое сопение Августа — можно бы и до обеда валяться. Но нельзя: опоздаем в клинику. Хоть ребёнка вынашивать не мне, подготовка обязательна. Вдох–выдох. Соберись.
Снизу доносится какой‑то странный шум — будто кто-то слушает видео на тихой громкости. Спускаюсь чуть ниже и вижу Лену: сидит за столом, кутается в растянутую кофту, листает ленту. На экране мелькают смешные коты, она хихикает, но, услышав мои шаги, поспешно ставит на паузу. Оборачивается — улыбка и сразу же виноватая складочка между бровей.
— Я уже будить вас собралась, сони, — говорит мягко, по-домашнему, втягивая руки в рукава.
Пытается сделать вид, что всё нормально, но вдруг заглядывает мне за плечо, будто ищет кого-то и тяжело вздыхает.
— Я не хотела вас тревожить, особенно… в этот момент, — торопливо выпаливает и тут же отводит глаза. — Просто в комнате было холодно. Я тебе написала, чтобы вы увеличили отопление, но ответа долго не было. Я совсем околела и решила… ну, набралась смелости, чтобы пойти к вам.
Холодно? Может быть. Нам с Августом в такой температуре комфортно: не жарко, не холодно. Лучше накинуть что‑нибудь, чем задыхаться в духоте и потом мучиться с головной болью.
И написала? Я тянусь к телефону, который ещё не проверяла, как встала. И правда – висит сообщение.
— Я не видела, — говорю честно. —
По ней и правда вчера было видно, что мёрзнет. Спасибо её тонкой майке, чёрт возьми.
Может, зря я на неё злилась перед сном? Надо попросить Августа решить вопрос с отоплением. Лене болеть сейчас никак нельзя. Иначе вся процедура отложится… а я успею передумать.
— В общем, я не специально, честно, — шепчет она и поджимает губу так, будто вот-вот расплачется. — Больше я к вам в жизни не зайду! Только читай, пожалуйста, сообщения. Вдруг мне потом плохо будет или что-то такое…
— Хорошо, — выдыхаю, подхожу и обнимаю её. — Буду отвечать сразу. И сегодня же решим с отоплением.
— Отлично, — оживляется она, берёт мои ладони в свои, растирает, как будто это я замёрзла. Но тут же переводит взгляд на телефон и подпрыгивает с места. — Ой, Аринка, такси приехало! Анализы надо пораньше, натощак. А я уже есть хочу, как волк. Если будете что-то готовить, оставьте мне, ладно?