Дни, когда мы так сильно друг друга любили - Эми Нефф

– Прости! Я не хотела, чтобы вы, дети, знали. Я даже папе никогда не говорила. Мне было так стыдно, и я столько лет чувствовала себя виноватой… – Голос у нее срывается, по щекам текут слезы.

Я тянусь к ней и крепко обнимаю.

– Я понимаю, мама, правда.

– Тогда ты должна понять еще вот что.

Мама отстраняется и вновь смотрит мне в глаза.

– Когда решаешь развестись, то обратно дороги нет. Ты должна быть уверена, что нет весомых причин остаться.

Я киваю и прижимаюсь к ней. Думаю о ее решении, о своем, не могу сдержаться и, вся трясясь, рыдаю. Мама меня обнимает и тоже плачет. Я оплакиваю родителей, Коннора, наших детей, все, с чем я не могу смириться, все, что я могу потерять. Я плачу о маленькой девочке, которая мечтала о любви, и о взрослой женщине, которая начинает понимать, что это такое.

Глава 14

Джозеф

Апрель 1960 г.

Слышится рев мотора, громкий скрип шин. Выглянув в окно, я вижу, что подъехал бирюзовый «Крайслер» Мэйлин. Эвелин, которая убирает за гостями после завтрака, вытирает руки о фартук и направляется к двери. Из-за ее бедра выглядывает Томас.

– Какими судьбами?! Ничего себе сюрприз! Мамы нет, как раз поиграешь с детьми.

После слишком частых стычек с сестрой – та не скупилась на язвительные комментарии о путешествиях Мэйлин, о том, что ее нельзя оставлять с детьми, раз у нее нет своих, – Мэйлин предпочитает навещать нас только тогда, когда мы можем побыть одни. Мама Эвелин по-прежнему к нам приходит (особенно когда гостиница забита до отказа и нам нужно закруглиться с утренними выездами до полудня), но уже не так часто, как раньше. Теперь, когда она стареет, а дети растут, она к ним менее терпима. С Томасом она еще ничего, с этим шестилетним аккуратистом, который никогда далеко не отходит от взрослых, прячется у нас за ногами. Но если вдруг миссис Сондерс замечает, как Джейн, босая, с растрепанными косичками, роется в земле на лугу, она громко вздыхает.

– Эвелин, я бы с удовольствием, но мне пора в путь.

Мэйлин широко улыбается, хотя в голосе слышится волнение, и указывает на заднее сиденье, под завязку забитое чемоданами.

– А ты куда? Почему столько вещей?!

– Переезжаю в Лос-Анджелес! Наконец-то!

Она подчеркивает последнее слово, словно ожидание было мучительным. На самом деле мы впервые слышим об этой идее. О своих частых визитах в Калифорнию она рассказывает расплывчато, вроде как-то упоминала, что там живет важный для нее человек, однако подробностями не делилась. Мы с Эвелин полагаем, что она с ним встречается уже много лет, просто скрывает.

– В Лос-Анджелес? А что ты там будешь делать?

– Какая разница? Мне пятьдесят лет. Хочу переехать – и переезжаю!

Мы не удивлены: после того, как мы вернулись в Стони-Брук, единственное, что держало Мэйлин в Бостоне, – это школа. Но Эвелин говорила мне, что Мэйлин терпеть не может новую директрису, а раз ее стихи хорошо продаются, то, вероятно, из школы она скоро уволится.

Мэйлин тянется к Томасу.

– Пока-пока, Томас! Слушайся мамочку. Где Вайолет и Джейн? Я должна их обнять.

Она просовывает голову в гостиную, где я разбираю книги.

– И ты, Джозеф, тоже иди сюда.

Эвелин в замешательстве, ее будто шарахнуло током.

– Ты уезжаешь прямо сейчас? Сию секунду?

– Да, дорогая. Ты же спросила, почему столько вещей. Их бы не было, если бы я не ехала прямо сейчас! До самой Калифорнии на машине. – Она сопровождает каждое слово легкой усмешкой. – Зачем ждать?

– И ты молчала до последнего!

Эвелин кричит в дом:

– Джейн! Вайолет! Тетя Мэйлин приехала!

Я вскакиваю, иду к двери, застигнутый врасплох этим внезапным приездом и отъездом.

Мэйлин крепко обнимает Эвелин.

– Ну не расстраивайся сильно. Я совсем недавно надумала. Жизнь – сумасшедшая штука! Ты ведь ко мне приедешь?

Эвелин отвечает приглушенным голосом, почти шепотом:

– Я никогда не была в Калифорнии.

Выбегает восьмилетняя Джейн и, отталкивая Томаса, обнимает свою двоюродную бабушку. Следом плетется Вайолет.

Мэйлин пожимает плечами, как будто Лос-Анджелес – это соседний городок.

– Что ж, тем больше причин приехать. Девочки, я уезжаю!

Джейн вопросительно смотрит на меня, затем на Мэйлин.

– Куда уезжаешь? Ты же только приехала.

Мэйлин, которая частенько забирает Джейн и привозит ее домой с парой царапин и полную секретов, дергает ее за локон, пока та не начинает хихикать.

– Ну вот так, приехала и тут же уезжаю! Я теперь буду жить в Калифорнии. Мама привезет вас ко мне в гости, правда, Эвелин?

– Круто!

Джейн снова обнимает двоюродную бабушку и смотрит на нее широко открытыми глазами в предвкушении новых приключений.

Вайолет начинает плакать.

– Тетя Мэй, ты уезжаешь?

– Да, солнышко. Только не расстраивайся, все хорошо! А теперь поцелуй меня.

Она приподнимает Вайолет, и девочка чмокает ее в щеку, обхватив за шею. Мэйлин обнимает нас обоих, еще раз призывает ее навестить и идет к машине с развевающимся за спиной шарфом. Так же быстро, как и приехала, она уезжает. Фыркнул мотор, и все, ее нет.

Несколько недель Эвелин без умолку говорит о Калифорнии, путешествиях и изучении дальних стран. Она так сильно впечатлилась тем, что Мэйлин в пятьдесят лет начала новую жизнь в новом городе, потому что сама хотела чего-то такого. На мой взгляд, в этом нет ничего смелого и интересного. Грустно, что ты так мало создал вокруг себя, что можешь сорваться и в любой момент уехать. Но Эвелин явно не успокоится.

Однажды вечером я увидел, как она что-то строчит у себя в дневнике. Привычка вернулась после того, как она забеременела Вайолет. Именно тогда я почувствовал в жене непонятную перемену: в ней, словно цветок, пробивающийся сквозь каменную стену, упорный и непонятно откуда там взявшийся, расцвело счастье. Она вновь начала играть на пианино, которое превратилось было в полку для фоторамок, и научила Джейн основным нотам и аккордам. Только за инструментом Джейн могла посидеть спокойно, да и то ей не терпелось играть быстрее, громче и выучить все-все песни. Даже Томасу нравилось нажимать на клавиши своими пухлыми детскими пальчиками, сидя у Эвелин на коленях. Новорожденная Вайолет часто засыпала, уткнувшись Эвелин в шею, пока та баюкала ее на одной руке, а другой играла. Так проходили годы, наступил новый золотой век легкости и удовольствий, в который я даже не чаял вернуться.

Музыка – наша изюминка. По вечерам гостиная полна соседей и гостей, вина и смеха, и Эвелин – сияющий центр всего этого. Летом