Солнце в армейских ботинках, или Идем дорогой трудной… - Юлия Владимировна Славачевская
— Оттащи ее в медицинский отсек, — велела напоследок эта стерва, выскакивая за дверь, — пусть проверят на повреждения, но особо не лечат. Девке нужно усвоить свой урок.
— Слушаюсь, — спокойным голосом сказал… мой спаситель? Защитник?
В голове билась, как птица в силках, лишь одна мысль: зачем ему это надо? Вот на кой ляд ему со мной подставляться?
Мужчина осторожно освободил мои руки от наручников и бережно подхватил, когда я начала оседать на пол.
— Сейчас пройдет, — пообещал он мне, прижимая к себе. Протянул руку к маске и заколебался: — Можно?
Я кивнула, все еще мало чего соображая. Зато хорошо понимая, что, хотя и неизвестно, по каким причинам он взялся меня беречь, он — единственный, кого я хоть как–то волную. Даже если у него исключительно червовый интерес.
То–от стащил с меня маску все с той же нерешительностью и снял головной убор. Белоснежные волосы рассыпались по моим плечам. Доктора их, пока я была в медотсеке, специально отрасти заставили, что ли?
Спаситель коснулся прядей, как погладил, и тихо–тихо недоуменно прошептал:
— Они же были черные… как ночь…
И тут до меня хоть что–то доперло!
— Это ты был на корабле?!! — Меня подкинуло. Я уставилась на него в упор, сдвинув брови: — Ты был одним из нападавших!
И только по еле заметному движению ресниц я поняла, что угадала. И не просто угадала. Он чувствовал за собой какую–то вину. Какую? И меня осенило…
— Это ты, — медленно сказала я, не сводя с него обвиняющего взгляда, — толкнул меня на реактивы алхимика…
— Я не знал, — не отводя глаз спокойно ответил То–от, — что ты пострадаешь. Я спасал тебя от смерти. Еще чуть–чуть, и в тебя бы попала плазма.
Н–да, спасал от смерти, чтобы притащить в этот ад. То ли шило на мыло, то ли мыло на шило, то ли шило в задницу. И все вроде бы правильно и благородно. Только вот почему мне так хочется ему врезать?
— И чего ты хочешь? — нахмурилась я, сжимая руки в кулаки.
— Ничего, — спокойно сказал мужчина, еле–еле, одними кончиками пальцев касаясь моего лица. — Кроме того, как вытащить тебя отсюда. Ты не принадлежишь этому миру и никогда не сможешь к нему приспособиться. Здесь тебя ждет смерть, а я хочу, чтобы ты жила, — с этими словами он нацепил на меня головной убор и маску, плотнее завернул меня в распашонку и поднял на руки, прижимая к себе.
Он понес пострадавшую к медикам, мягко ступая по коврам и вытертым плитам двора, словно нес бесценную хрустальную вазу.
Я молчала. А что тут скажешь? Глупо сопротивляться и отказываться от внезапного союзника. Но и принять чужую помощь было сложно, поскольку я не понимала мотивов его поведения. Совсем не понимала. Может, у меня уже началось разжижение мозгов от этих уроков?
К тому же мой безошибочный внутренний радар указывал на него, как… Не могу подобрать определения. Если в общем — то как на родного. Не по крови. По духу. И все это было слишком странно и непонятно. Подозрительно.
Запакованный в белое медик поелозил по моей спине пальцем в перчатке, смазал кремом и отпустил на покаяние со словами:
— Мало досталось. Надо было больше врезать.
После этих слов я чуть не врезала ему сама. Скар вовремя подхватил на руки и потащил в клетушку. Хотя зубками поскрипел.
— Только не говори, что у тебя мечта свернуть этому засранцу шею, — попыталась вяло пошутить я.
— У меня другая мечта, — тихо сказал мужчина, заруливая в мою камеру. Осторожно положил меня на матрас, укрыл одеялом и сказал громко: — Можешь отдыхать до завтра, Три Экс тринадцать–тринадцать–тринадцать. — И очень тихо: — Я прийти не смогу, но мазь и батончики передам с ужином.
«Спасибо», — показала я универсальным жестом космодесантников. И вырубилась. А что такое? Меня все же выпороли, имею право пострадать и поспать, не принимая всяких изящных и соблазнительных поз.
И уже на грани слышимости:
— Мое имя — Ингвар, маленькая Элли…
Спорить было лень, и я просто приняла информацию к размышлению. Но имя мне понравилось. Хорошее такое имя, мне подходит…
Утром мой отдых закончился. И снова пошли бредовые уроки, которые я пропускала мимо ушей, исподволь наблюдая за Скаром, все так же не сводившим с меня глаз.
Как я уже поняла, на этой планете с такими увечьями мужику после сорока светили только лаборатория или утилизатор. Хотя… подумаешь, пара шрамов. Кто ж на них смотрит?
Поздно вечером меня разбудили голоса в коридоре.
— Она еще не готова! — блажила директриса. — Особь только начала свое обучение.
— Ничего, — отвечал ей кто–то. По голосу — незнакомый. — Продолжит на месте, если понравится наследнику. Главное, вбейте ей в голову, чтобы не выпендривалась и была покорной. А с остальным сиятельный разберется.
— Это против правил, — верещала злобная мымра. Все они тут мымры. Различаются только степенью своей мымристости.
— Для сиятельного нет правил! — отрезал ее собеседник. — Завтра утром приведешь ее к нему. Разговор окончен! Исполняй приказ!
Раздался шум удаляющихся шагов.
— Мудизм не лечится, — прошипели у меня под дверью. Неужели сама директриса высказалась, или кто из ее помощниц так излил наболевшее? И все стихло.
Мне все это не то чтобы сильно, мне это вообще не понравилось. Мое заднеспинное чутье уже не намекало, а четко указывало на громадные неприятности. Потому что именно я еще только начинала свое «обучение». И бежать мне было некуда. Хотя запасы боеприпасов все еще при мне.
И что? Смысл устраивать побоище, не зная конечного результата? Сложить свою буйную головушку я всегда успею, а вот сохранить…
Я подумала, что утро вечера мудренее, и подкоп за ночь мне все равно не вырыть, поэтому заставила себя уснуть.
— Три Экс тринадцать–тринадцать–тринадцать! — ворвалась ко мне в камеру утром недопившая чужой крови директриса. И, видимо, по этому случаю дама была расстроена. — Одевайся! — швырнула она мне новый комплект одежды. — Быстро!
Я молча натянула на себя принесенное барахло, надела маску, головной убор и застыла, склонив голову.
— Ну, чему–то ты все же научилась, — тяжело вздохнула стерва. Приказала: — Пошли!
— Твоя задача — быть покорной! —
