Путь отмщения - Эрин Боумен
— У вас не больше прав на эту шахту, чем у людей Перальты, — заявляет Лил.
— Проклятье! — Джесси вскакивает и принимается шагать взад-вперед. — Зачем тогда нужен следопыт? Она вообще не собирается вести нас к шахте. — Он поворачивается ко мне: — Ты сама решила взять ее в отряд, Кэти. Она твой следопыт, но мы заключили сделку. Мы помогаем тебе поймать Роуза, а взамен получаем золото.
— Золото? — переспрашивает Лил, тоже поворачиваясь ко мне. — Ты говорила, что тебе не нужно золото, что ты к нему не прикоснешься!
— Мне оно и не нужно, — говорю я. — Мне нужно только одно: убить Роуза и его бандитов.
— Но ты заключила с ними сделку? — Лил бросает взгляд на братьев поверх пламени костра. — Она противоречит нашему уговору. Ты солгала мне.
— Вовсе нет.
— Я не буду тебе помогать, — говорит индианка, вставая. — Не хочу и не буду.
— Лил, да ну ладно тебе.
Но она встает и решительно топает к своей постели, развернув плечи и задрав голову; косы мотаются по спине в такт шагам.
— Где эта проклятая шахта? — орет ей в спину Джесси. — Говори, дьявол бы тебя побрал! Ты, бесполезная, дрянная…
— Джесси!
— Она знает, Кэти. — Он выбрасывает руку вслед индианке обвиняющим жестом. — Она все знает! Мы могли проехать прямиком к треклятой шахте, но девчонка не хочет помочь. Твоя разведчица бесполезна, и я не стану извиняться за правду.
В глазах у него появляется лихорадочный блеск, которого не было раньше: они горят злобой. Я вспоминаю предостережение па из уикенбергского письма: «Золото превращает людей в чудовищ». Один намек на грядущее богатство изменил Джесси до неузнаваемости.
— Сам виноват, — говорю я.
— Не понял?
— Я тебя просила не упоминать в ее присутствии ни о золоте, ни о нашей сделке, а ты начал трепаться. Так что хватит орать и винить нас с Лил в собственной дурости. И не вздумай упрекать, что я первая солгала Лил насчет нашей миссии и все зло идет от меня. Я лишь хочу отомстить за отца, чтобы его душа упокоилась в мире. А ты? Тебя ослепила жажда золота, ты горишь желанием превзойти собственного отца и настолько опьянен мыслью о грядущем успехе, что даже не замечаешь своего эгоизма! А теперь из-за тебя я лишилась проводника.
— Да ты… да я… — Джесси отшатывается, делает шаг ко мне и снова отступает. — Господь всемогущий! — стонет он, разворачивается и уходит на свое место.
Билл по-прежнему сидит по другую сторону костра, чистит револьвер и с интересом наблюдает за нашей склокой.
— Спасибо, что поддержал меня, — ворчу я.
Он пожимает плечами.
— Не я же заключил сделку, которая противоречит условиям предыдущей.
От злости мне хочется чем-нибудь в кого-нибудь швырнуть. Я вскакиваю, ухожу от костра и долго нарезаю круги вокруг кактуса, чтобы унять кипящую кровь.
Теперь уже ничего не изменишь: правда выплыла наружу, Джесси проболтался, а Лил, вероятно, исчезнет с первыми же лучами солнца. Мне нужно сохранять присутствие духа, потому что теперь добираться и до шахты, идо банды Роуза придется в одиночку.
Я постоянно возвращаюсь мыслями к словам Лил. Помню, па рассказывал, как впервые попал на Территорию. Ему и двадцати не было, когда они с отцом отправились на Запад, почти через полстраны, надеясь разбогатеть на золотых приисках Калифорнии. Тогда считалось, что земли, по которым они путешествуют, принадлежат янки. Я точно помню, как па говорил об этом. Но всего годом раньше ими владели мексиканцы, а до этого по обе стороны границы шла война. Думаю, соглашение, упомянутое Лил, — это мирный договор Гуадалупе-Идальго, по которому многие юго-западные территории отошли Америке. А в Аризоне все земли севернее реки Хилы, включая горы Суеверия, перестали быть частью Мексики.
Спустя несколько лет, когда мечты о золоте рассыпались прахом, па с отцом снова вернулись в Аризону и перегоняли стада с небольшим отрядом ковбоев. Тогда Территория была еще обширнее. Помню, па что-то рассказывал о сделке, по которой Аризона докупила южных земель в расчете на то, что там проложат трансконтинентальную железную дорогу. Что ж, поезд и сейчас еле доходит до Юмы, не говоря уже о Тусоне, где мой дед сильно заболел, да так больше и не встал. После его смерти па уехал, встретил ма и женился на ней.
Я нащупываю дневник, заткнутый за пояс штанов, и мысленно проклинаю Джесси. Ручаюсь, он умудрится свалить все на меня. Даже завтрашний отъезд Лил.
Когда я возвращаюсь обратно в лагерь, Лил уже спит, Колтоны тоже укладываются. Я беру скатку и выбираю себе место, но, когда стелю одеяло, сзади подходит Джесси.
— Прости, — говорит он. — Я вышел из себя. Это совсем на меня не похоже.
Кивнув в ответ, я продолжаю устраивать постель.
— Хочешь? — спрашивает он, протягивая мне самокрутку.
Я распрямляюсь.
— Это так же мерзко, как жевать табак?
— Вовсе нет.
Па курил трубку, и рубашка у него вечно пахла кедром, мускусом, пряностями и дымом. От этих воспоминаний меня тянет покурить вместе с Джесси. Не полому, что я его простила, — мне просто хочется снова вдохнуть знакомый запах и почувствовать себя ближе к на. Я никогда не пробовала курить: отец вечно твердил, что это не подходящее занятие для леди, но мне кажется, сейчас ему было бы приятно, если бы я выкурила сигаретку в память о нем. Да и какая из меня леди, если честно.
Я беру у Джесси самокрутку и зажимаю ее губами. Он чиркает спичкой и подходит ближе, чтобы дать мне прикурить, прикрывая огонек ладонью от ветра. Я втягиваю в себя дым — я видела, как это делается, — успеваю почувствовать слабый вкус дубовой коры и специй и тут же захожусь кашлем.
— Господи, — захлебываюсь я, согнувшись пополам и едва не выхаркивая легкие.
— Ничего, привыкнешь, — улыбается Джесси.
— Пожалуй, я не хочу привыкать.
— Кэти, послушай. — Голос у него серьезнее некуда.
Я выпрямляюсь, опустив руку и позабыв о самокрутке, все еще зажатой в пальцах. В прищуренных, как обычно, глазах Джесси затаилась боль. Видно, что он искренне сожалеет о ссоре и действительно хочет извиниться. Или даже готов пообещать вести себя по-человечески.
— Ты ведь не будешь возражать, если я просмотрю дневник?
Стараясь скрыть разочарование, я подношу сигарету к губам. Мне удается затянуться, лишь слегка закашлявшись.
— Дело в том… — Джесси отводит глаза и смотрит на сейбы. — Затея с самого начала казалась безумной, но я
