Путь отмщения - Эрин Боумен
— Хочу сыграть, — заявляю я под звон монет. — Человеку с туго набитым кошельком никто не откажет, и какая разница, женщина я или нет?
— Займись лучше тем, что у тебя хорошо получается, — бурчит Джесси.
Но бандит уже попался на крючок. Глаза у него загораются, и он поднимается из-за стола. Наверняка уверен, что я стану легкой добычей для его босса. А чем больше денег в кармане у Роуза, тем больше перепадет и его парням.
— Леди желает сыграть, — говорит он Джесси, — так что не лезь — не наживешь проблем. — Он красноречиво кладет ладонь на рукоять револьвера.
Позади него еще несколько человек выпрямляются, отлипая от стены и отводя полы сюртуков, чтобы показать оружие. Быстро окидываю взглядом помещение: пока я насчитала пятерых… шестерых, если считать того, что рядом с нами.
Теперь мы знаем, где расположился каждый из бандитов. Не видно только самого Роуза. Возможно, он уже сидит за карточным столом. В салуне слишком много посетителей, не разберешь, что творится в дальнем конце. Не могу же я заглядывать в лицо всем подряд, пока не найду человека, чьи приметы совпадут с описанием Роуза. Тут нас мигом заподозрят.
Джесси наставляет на меня указательный палец и тычет его мне чуть ли не в нос.
— Пару кругов, не больше. Как только просалишь больше двух долларов, я хочу получить то, за чем пришел.
И хотя это часть разработанного нами плана, я мучительно краснею от смысла его реплики. К счастью, Джесси ничего не замечает и направляется за выпивкой.
Бар тут поистине королевский. Стойка из цельного полированного дуба; вместо зеркала на задней стене — деревянная панель с резьбой: в центре оскаленный тигр, по обеим сторонам медведи на задних лапах. Потолка на первом этаже нет, над головой перекрещиваются балки, отчего пространство кажется чересчур открытым. Комнаты второго этажа обрамляет галерея, нависающая над столами. Наверху толпятся девушки, облокотившись на перила; шали сползают с плеч, лица блестят в свете керосиновых ламп.
— Позвольте проводить вас к столу, за которым есть свободные места, мисс, — предлагает головорез в кожаной куртке. Он прикасается к моему локтю, и на секунду я всерьез задумываюсь, как было бы чудесно выхватить из-под юбки револьвер и выстрелить ему в сердце. Но удерживаю на лице невозмутимое выражение и позволяю отвести себя к игровому столу.
Стоит отойти от дверей, в нос шибает вонью застарелого пота. Каким бы роскошным ни казался салун, публика тут собирается не королевских кровей. По залу плавают облака табачного дыма, их раздвигают плечами мужчины всевозможных занятий: дельцы и фермеры, старатели и загонщики скота. Среди собравшихся не видно людей лишь одной профессии — представителей закона, что сегодня вечером всем только на руку.
Я спотыкаюсь и чуть не падаю — по счастью, бандит, который все еще придерживает мой локоть, успевает меня подхватить. Если бы не он, я рухнула бы ничком. Чертово платье.
Мой сопровождающий поворачивается и отвешивает пинка девчонке-апачи чуть помладше меня, которая ползает на четвереньках, отскребая грязь с досок пола; об нее я и запнулась. Она шипит, получив удар ботинком в живот.
— Ты должна мыть полы, а не ставить подножки людям, которые по ним ходят, — злобно бросает бандит. — Чертова краснокожая.
Девочка что-то бормочет вполголоса на своем языке — видимо, что-то недоброе. Похоже, и бандит приходит к тому же выводу, потому что пинает ее еще раз. Мужчины вокруг одобрительно фыркают. Забавно, что со мной они обращаются как с леди — несмотря на бесчестное занятие и сомнительную репутацию, — а индианку не считают даже за человека.
Бандит заносит ногу в третий раз, но я подставляю свою, и удар, предназначавшийся девчонке, приходится мне по голени.
— Думаю, она будет лучше работать, если ее не пинать.
Он недовольно ворчит, но машет рукой, предлагая следовать за ним. Проходя мимо девчонки, я натыкаюсь на ее взгляд, сконфуженный и подозрительный. Сама не знаю, почему вступилась за нее. Попади я в руки апачей, не видать мне доброго обращения; ручаюсь, что и юная индианка не ждет от нас ничего хорошего. Я иду, стараясь не морщиться от боли в ушибленной ноге. Наверняка по голени уже расплывается синяк.
В последний раз помогаю индейцам: даже спасибо не дождешься.
Вот и стол, за которым идет игра. Билл уже удобно устроился тут, вытянув ноги и жуя табак. От него требовалось вычислить Роуза и подсесть поближе. Если ничего не вышло, конец нашему плану.
Я заглядываю Биллу в глаза, ища намека, кто из игроков за столом и есть Роуз. Но прежде чем Билл успевает подать мне знак, мужчина слева от него оборачивается ко мне, и когда я вижу его лицо под полями шляпы, время будто застывает. Ноги у меня прирастают к полу. Кажется, я разучилась ходить.
Потому что это он. Уэйлан Роуз.
Шрам рассекает щеку надвое, начинаясь под глазом и спускаясь извилистой дорожкой к углу рта: бледный рубец на выдубленной солнцем и ветром коже. Роуз одет в длиннополый черный сюртук и кроваво-красную рубашку, а волосы у него совсем как у меня: темные, почти до подбородка. Он старше, чем я ожидала. А может, безжалостная пустыня и жизнь, полная убийств, избороздили лицо ранними морщинами. На губах у него играет улыбка, щеки покрыты отросшей щетиной, но больше всего меня поражают его глаза. Бесконечно живые. Яркие. Сияющие, будто он в жизни не ведал забот. Голубые и безоблачные, точно летнее небо.
Как человек, совершивший столько зла, может обладать глазами небесного цвета? Они должны быть темными и мутными. Должны гноиться.
Я заставляю себя передвигать ноги, и к тому времени, когда подхожу к единственному свободному месту — напротив Роуза, — ко мне возвращается дар речи.
— Здесь не занято? — спрашиваю я.
Роуз стряхивает пепел с сюртука и буравит меня острым, словно нож, взглядом.
— Как же продажная голубка набила руку в покере? Вам, девочкам, уже мало своих забав? — Голос у него под стать шраму: грубый, шершавый.
— А кто говорил, что я набила руку? Просто умею играть и хочу испытать удачу. Хотя нахваталась немало тонкостей то тут, то там, если угодно знать.
— Надеюсь, учителя были хорошие.
— А вот и поглядим, — говорю я.
Уэйлан Роуз закуривает и трясет спичкой, чтобы погасить огонь.
— Поглядим. — Он выдыхает дым мне в лицо с такой коварной ухмылкой, что кровь стынет в жилах. — Так или иначе, куколка, давай садись. Грабить женщин еще веселее, чем мужчин.
Я выдвигаю стул, радуясь про себя, что под длинным
