Штрафной удар в сердце (ЛП) - Ми Мэри

Ее мелодичный смех наполнил салон — легкий и теплый, он перекрыл шум ветра, который врывался в окна, которые она настояла опустить.

— Я спросила, кто вообще заказывает протеин-бургер в листьях и без картошки, а ты уставился на мои ноги, как будто у тебя фетиш какой-то.

Я сглотнул и натянул на лицо улыбку, надеясь скрыть, насколько близка к правде она оказалась. У меня не было фетиша ко всем ногам… но, похоже, есть фетиш на ее ноги.

Да она вся меня притягивала.

— Некоторые из нас, — начал я, бросив на нее взгляд из-под бровей, — вообще-то должны следить за фигурой, потому что мы носимся по льду на тонких лезвиях и долбим по шайбе, пока другие мужики пытаются отхреначить нас клюшками.

Она подняла бровь, скрестила руки и откинулась на спинку сиденья, с легкой улыбкой на губах:

— Бедняжка. Наверное, тяжело быть таким сильным, большим хоккеистом.

— Ха-ха, очень смешно, — я боднул ее плечом своим, не в силах удержать ухмылку, когда свет от вывески «In-N-Out» залил ее красивое лицо. — Может, тогда поменяемся местами, а? Посмотрим, как долго ты продержишься на льду, когда тебя пихают в борт.

Она метнула в меня взгляд, глаза ее засверкали:

— Знаешь, это самая горячая часть хоккейной игры, — сказала она, откусив огромный кусок своего бургера.

Капля соуса попала на ее щеку, и мое тело среагировало раньше, чем мозг успел остановить, я поднял палец и вытер.

— Да ну? — пробормотал я срывающимся голосом. — Тебе нравится жесткая игра?

— Убедишься, когда посмотришь, как я держусь на катке, — голос Ари звучал прерывисто, в её взгляде горел огонь, и я не мог понять, говорим ли мы по-прежнему о хоккее или о чём-то большем.

Я задержал палец всего в сантиметре от ее губ, сердце бешено стучало в груди. Я был полностью зависим от вызова и озорства, пляшущих в ее карих глазах. Затаив дыхание, я ждал, что она сделает дальше.

Черт возьми.

Ее грешные губы обхватили мой палец, облизали его медленно, нарочно, не отрывая от меня взгляда. А потом, потому что, очевидно, она хотела убить меня, Ари застонала, обхватывая мой палец, и этот звук навсегда впечатался в мое сознание.

Как же жалко, что в моем некрологе придется указать причину смерти — остановка сердца из-за того, что она пососала мой палец.

Между нами тут же проскочила искра — настоящая, электрическая.

Кровь шумела в ушах, по крайней мере та ее часть, которая еще не ушла вниз. Я был тверд, как камень. Она отстранилась, оставив меня дрожать от ее губ и с фантазиями, где я засовываю в ее рот совсем другое.

— Вкусно, — прошептала она.

Это было чертовски эротично. Ее взгляд не дрогнул, в нем был вызов, он разжигал во мне азарт и инстинкт охотника.

— Солнце, если тебе нравится облизывать, я могу дать тебе что-то другое…

Я накрыл ее ладонь своей, оставив свободным только ее указательный палец.

Из ее губ вырвался тихий стон, когда я использовал ее палец, чтобы собрать еще немного соуса, и подвел его к своим губам, обвив языком. Вкус взорвался во рту, но это был не тот вкус, который я действительно хотел попробовать.

Зрачки у нее были такие расширенные, что осталась лишь тонкая кайма шоколадного цвета.

— Спасибо, что поделилась, — сказал я, прикусив кончик ее пальца, прежде чем поцеловать его.

Она словно впала в транс, не в силах ответить ничем, кроме кивка, и, черт побери, это заставило меня почувствовать целую гамму всего. Теперь, когда я коснулся ее, остановиться было невозможно. Её шелковистые пряди скользили между моими пальцами, а моя рука нашла её затылок и удерживала на месте.

— Ты много меня трогаешь. Замечал? — прошептала она, прикусывая нижнюю губу.

— Но еще не так, как хочу, солнце.

Я хотел поцеловать ее с самого дня нашей встречи. Сомкнуть наши губы, поглощая все, что она готова отдать. Вонзиться зубами в пухлую плоть ее нижней губы, как она сейчас делает, и почувствовать вкус ягодного блеска на своем языке. Черт, я хотел вкусить, укусить и облизать каждый сантиметр ее кожи. Услышать, какие звуки вырываются из нее, когда я спускаюсь все ниже.

Оставить на ней свои метки.

Желание накрыло с головой. Я не был уверен, позволит ли она мне снова ее поцеловать, но сейчас казалось, что время пришло. Центральная консоль впивалась мне в живот, когда я потянулся вперед, обхватывая ее лицо ладонями.

Она сглотнула, глаза ее были распахнуты, не от удивления, а в предвкушении. Наши дыхания смешались. Я замер, давая ей шанс отстраниться, если она не хочет этого. Ее сбивчивое, неглубокое дыхание говорило, что ее мысли там же, где и мои, в гребанной канаве похоти, но мне нужно было убедиться.

Нужно, чтобы она была уверена.

— Ариэлла, можно я поце⁠…

Мои слова оборвались вспышкой — ослепляющей и пронзающей.

Мы моргнули, дезориентированные.

— Что за хрень? — пробормотал я, глядя в окно, одновременно заслоняя ее своим телом. За стеклом собралась толпа фотографов, камеры были прижаты к окнам, вспышки слепили. Громкие голоса перекрывали щелчки затворов, каждый вопрос звучал настойчивее предыдущего.

— Далтон! Сюда! Это та самая женщина из бара? — закричал один из репортеров, его лицо осветилось светом от вспышек, отражающихся от стекол.

Вопросы сыпались, перекрывая друг друга:

— Кто она? Очередная интрижка или все серьезно?

— А как насчет Эммы? Из-за нее вы расстались?

Кто-то прижал объектив к стеклу, как стервятник. Тонировка, наверное, мешала им сделать нормальный кадр.

Атмосфера в машине сменилась мгновенно. Ари напряглась, пальцы ее сжались в кулаки на коленях:

— Наверное, нехорошо будет ударить их дверью, да?

— Нападение, как правило, не одобряется. И фото-доказательств, скорее всего, будет слишком много, чтобы сказать, что это была случайность. Но если решишь, в суде я тебя прикрою, — буркнул я, пытаясь разрядить обстановку, но прозвучало все грубо и раздраженно.

Что, впрочем, полностью отражало мое состояние. Эти папарацци обломали момент, которого я ждал неделями.

Желудок сжался от сожаления, слишком яркое напоминание — это я причина всего этого дерьма. Мое имя привлекает подобное внимание.

Я втянул ее в жизнь, которую она не выбирала, когда подошел к ней тогда в баре.

— Прости, что тебе приходится все это терпеть из-за меня. Уезжаем, — пробормотал я, резко включая заднюю и вывозя нас из парковки, подальше от вспышек.

— Эй, если только ты сам их не вызвал, то это не твоя вина, — сказала она, переплетая наши пальцы.

Я бросил взгляд в зеркало заднего вида, наблюдая, как толпа становится все меньше. Логически она была права, но это не снимало с души камень.

— Да, но ты бы не оказалась в этом всем, если бы я⁠…

— Давай проясним одну вещь, Далтон. Я сама принимаю решения в своей жизни, так что не говори, будто я волочусь за тобой как беспомощная.

— Ты же не могла знать, кто я тогда в баре. Что быть рядом со мной значит привлекать подобное внимание.

Она цокнула, отдергивая руку, и подняла ее вверх:

— Эй. Это было частное открытие спорт-бара, в списке гостей — спортсмены и агенты. Ты, на минуточку, метр девяносто с лишним. Давай не будем делать вид, что я тупая. Я могла и не знать точно, кто ты, но уж точно подозревала, что ты спортсмен, глядя на твое тело греческого бога.

Я улыбнулся на ее сердитую тираду. Половину из того, что она сейчас сказала, она бы никогда не произнесла вслух, если бы не злилась.

— Окей, я подумала, что ты, может, родео-ковбой, судя по твоему прикиду и… ну, Техас, все такое. Но, блин, я знала, во что, возможно, ввязываюсь, когда сказала «да», — сказала она. Я кивнул, чувствуя, как тяжесть в груди немного уходит. — И еще кое-что, — она развернулась на сиденье, и мне пришлось заставить себя не отводить взгляд с дороги. — Может, я и была в отчаянии, когда сказала отделу кадров, что мы встречаемся. Но у меня всегда был выбор. И я выбрала тебя.