Похоронные дела Харта и Мёрси - Меган Баннен
Ее правда больно ударила его. Он так сжал зубы, что едва протиснул сквозь них едкий ответ, злобно кривя губы:
– Да. Я просто кошмар, правда?
– Прекрати выворачивать мои слова! Я пытаюсь тебе помочь!
– Не нужна мне твоя сраная помощь!
Он ушел в спальню в поисках рюкзака, но Мёрси пошла следом и встала в дверях.
– Конечно. Тебе ничего ни от кого не нужно. Замечательно справляешься сам.
Леонард валялся на кровати, раскинув брыли на рюкзаке Харта; он поднял влажные глаза и заскулил – и этот звук отразился в боли и обиде, копящихся у Харта в душе. Потому что Харт не справлялся. Вот почему он в итоге пришел к письму со словами «я одинок», которое добралось до единственного человека, способного стереть его в порошок, – человека, прямо сейчас стирающего его в порошок надругательством над памятью о Билле.
– Не уходи вот так, – сказала Мёрси, пока он пытался вытянуть из-под Леонарда рюкзак, но пес решил, что это такое перетягивание игрушки. Теперь Харт держался за лямку, а зубы Леонарда сомкнулись на днище. Пес игриво рычал, радостно колотя обрубком хвоста. Харт попытался выдернуть рюкзак, но Леонард не отпускал.
– Отдай! – потребовал он.
– Харт, прошу тебя, успокойся на минутку и поговори со мной.
– Отдай! – Он потянул сильнее, и лямка оторвалась. Леонард отпраздновал победу, тряся рюкзак, как пойманную добычу, и вещи разлетелись по всей комнате. Зубная щетка Харта. Расческа. Дезодорант. Чистая рубашка и белье. Книжка из библиотеки.
Письма Мёрси.
Леонард все еще довольно рычал, но в комнате воцарилась мертвая тишина. Харт в бессильном ужасе наблюдал, как Мёрси уставилась на пачку писем, перевязанных бечевкой, и ее собственный почерк глядел на нее в ответ.
Кому: Другу.
Недавняя злоба Харта испарилась, вся, целиком. Он не мог вздохнуть: ни набрать воздуха, ни выпустить его.
– Мёрси, – позвал он высоким тонким голосом.
Она резко повернулась, распахнула дверь квартиры и полетела вниз по ступенькам.
Харт рванулся за ней.
– Мёрси, постой!
Она забежала в кабинет и зажгла газовый фонарь. Потом пошла к шкафчику с документами и повела пальцами по надписям на ящиках, бормоча:
– Кого ж ты привез недавно?
Харт потянулся к ней, но она отпрянула. Дернула на себя ящик и принялась перебирать папки.
– Клэйтон, Коффиндаффер, Кордова… Кушман!
Она выхватила папку и ткнула Харту, у него внутри все оборвалось, такая ярость читалась на ее лице. Она бросила папку на стол и открыла. Рапорт был написан почерком Харта – угловатые буквы, которые она знала не хуже, чем свои собственные.
Она яростно глядела на него и ждала, что он скажет. Грудная клетка вдруг оказалась слишком тесна для растущего отчаяния, но Харт не мог придумать ни единого слова, которое могло бы починить то, что разрушила скрытая правда.
– Ты знал! – полыхала она. – Ты знал с самой «Птички». И ничего не сказал!
Он не отрывал взгляда от рапорта, всей душой жалея, что никак не может уничтожить эту улику против себя.
– Посмотри на меня, – приказала она.
Он сделал как велено, и ее яростные слезы прожгли дыру у него в груди. От ярости ее всю трясло, и волосы дрожали в ореоле света.
– Ты прикинулся, что… А потом переспал со мной?
– Я могу объяснить.
– Нет, ты мог объяснить – раньше – но не стал. А теперь не можешь, потому что я не намерена выслушивать твои оправдания.
Вокруг все рушилось. Он терял ее, всю ее – и Мёрси, и ее письма.
– Ты должна мне поверить, – умолял он.
Она прервала его горьким яростным смешком.
– Прости, что? Я должна тебе поверить? С чего бы? Чтобы ты придумал еще какой-нибудь способ пробраться ко мне в штаны?
– Я бы ни за что…
– Ты бы ни за что – что? Не солгал бы мне?
Харт спрятал лицо в ладонях. Он был не в силах вынести ненависть, льющуюся из нее.
– Я не хотел лгать, – провыл он в ладони, но она отняла его руки от лица.
– Нет, хотел! Именно что хотел! Нельзя нечаянно солгать. Солгать – это сознательный выбор.
– Мёрси, прошу тебя, мне так жаль…
– Не нужны мне твои извинения. И знаешь, что? Ты мне тоже не нужен.
Эти слова она не выкрикнула: их она произнесла равнодушно и четко, и это его убило. Он больше не плакал. Он больше не чувствовал ничего. Он больше не жил. Он существовал, вот и все.
– Чтобы ноги твоей здесь больше не было, – велела она голосом ледяным, как Соленое Море. – Если надо завезти тело, посылай Пэна. Понял?
Он не мог ни думать, ни говорить. Смог лишь кивнуть.
– А теперь убирайся.
* * *
Он не помнил, ни как ушел, ни как закрыл за собой дверь, ни как сел в баржу. Несколько часов ехал и не знал ни где он, ни куда направляется. Доехал до двухполосной водострады, когда нахлынула мучительная боль. Он свернул на обочину и дрейфовал в море. Его тошнило слезами, он не мог сдержаться: хлюпал, как ребенок, кашлял и хватал воздух. Он даже не знал, что взрослые умеют так плакать.
Наконец он окончательно вымотался, свернулся в кабине и уставился сквозь лобовое стекло на холодные звезды, на богов, которые пришли, и ушли, и были забыты. Смотрел, как над головой вращается небо, и мог думать только об одном: сердце разбито.
Он сам разбит.
Глава тридцать третья
– Почему вы хотите работать в «Бердсолл и сын»?
В кабинете Мёрси и Лилиан сидели напротив третьего соискателя за день – шахтера, который искал более безопасную работу вне Танрии. Мёрси возлагала на него большие надежды, учитывая, какую катастрофу представляли собой первые двое соискателей, но когда он одарил ее маслянистой улыбочкой, надежды сразу увяли.
– Ну, как бы, мэм, тут есть на что поглазеть.
– Спасибо. Мы с вами свяжемся, – сказала Лил.
– Я ответил только на один вопрос.
– И мы получили все необходимые сведения. Не задерживаем вас.
– Кто вообще пустил баб в похоронное дело? – буркнул он на выходе из кабинета.
– Откуда папа с Дэнни выкопали этого придурка? – вслух поразилась Мёрси, услышав, что входная дверь захлопнулась. Мёрси попросила сестру остаться и помочь с собеседованиями, пока Дэнни занимался развозом, тем
